Сквозь время

[_Tsuki No Hikari_]

Название: Сквозь время
Автор: _Tsuki No Hikari_, Carolla
Канон: Вороны
Пейринг/Персонажи: Идзаки Шун, Токаджи Юджи, Такия Генджи, Серидзава Тамао, Миками Такеши, Миками Манабу, Макисе Такаши, Тамура Чута, Тацукава Токио, Цуцумото Шоджи, Айзава Рука, Кёко, Усияма, Маэда, семейство Идзаки, семейство Токаджи, ученики Хосена (упоминание)
Размер: Макси, ≈ 28 300 слов
Категория: Джен
Жанр: Повседневность, Драма, Hurt/Comfort, Юмор, Психология
Рейтинг: G-PG 13
Краткое содержание: Неожиданная находка переворачивает привычную жизнь Идзаки с ног на голову. Идеал семьи разбивается о жестокую правду, заточённую в старых письмах. Как разобраться в себе и в прошлом покойной бабушки?
Примечание/Предупреждения: Нецензурная лексика, ОЖП, ОМП, Смерть второстепенных персонажей, Курение, Алкоголь
От автора: Дорогая Carolla, без тебя не было бы этого текста. Письма, вышедшие из-под твоей руки, подарили тексту свою изюминку и стали его непревзойдённым украшением.

Глава 1. Ничто не вечно.

Глава 1. Ничто не вечно.

— Бабуля, ты где?

Идзаки с трудом распрямился и, держась за бок, двинулся в сторону кухни, откуда пахло выпечкой. Из старого радиоприемника лилась музыка, что-то древнее, времен молодости бабушки. Она сама крутилась вокруг стола, обсыпая булочки сахарной пудрой.

— Ох, опять! — она всплеснула руками, взглянув на него, — снова подрался?

— Да так, мелочи, кошка поцарапала.

— Ага, а еще, судя по всему, потоптала тебя.

Идзаки вспомнил драку за вершину Судзурана, дождь, льющий с неба, крики и вопли, заполняющие школьный двор. Настойчиво всплывало воспоминание, как он победил Токаджи.

— Просто кошка была большая и жирная.

Бабушка только неодобрительно покачала головой и подтолкнула ему стакан молока, снова вернулась к выпечке. Открыв духовку, вытащила на белый свет готовые булочки и отправила вторую партию в разгоряченную печку.

— Смотри не влюбись.

Идзаки чуть не подавился, отставил недопитый стакан в сторону:

— Любви нет.

— Что это за разговоры? — она кинула в него полотенцем и уперла руки в бока.

— Бабуля, мне уже не пять лет, нет никакой любви.

— Тебе двадцати еще нет, а ты не веришь в любовь. Что за молодежь нынче, — она покачала головой и села к нему за стол.

Шун пересел к ней ближе и положил голову ей на плечо, театрально вздохнул, аккуратно боднув ее затылком. Она никогда не могла долго злиться на него и поэтому тут же рассмеялась.

—Ну, всё-всё, лучше отнеси Они-сан булочки.

— Конечно, — Идзаки подхватил готовый пакет и направился обратно к дверям.

Старушка Они жила через три дома от них и была очень сварливой. А ещё властной и принципиальной, настолько, что дети со временем разбежались и стали редкими гостями в её доме. Всё их общение сводилось к передаче внуков с рук на руки во время длительных каникул, и обратно.

Бабуля с лёгкостью ужилась с такой соседкой и со временем даже сдружилась. Теперь каждые вкусности её производства откладывалась и для Они-сан.

За то время, что Шун провёл в доме, на улице разбушевался ветер. Пробегающие мимо школьницы кокетливо опустили глаза, пройдя мимо него, они зашептались и звонко рассмеялись. С новым порывом ветра по улице проскакала пустая пластиковая бутылка.

Они-сан нашлась во дворе с постиранным бельём, она быстро стягивала его с верёвки и кляла налетевший ветер.

— Давайте помогу вам, — Шун передал ей пакет и подхватил с земли наполненную корзину.

— Неси всё в дом, пока нас не унесло этим проклятым ураганом, — старушка глянула в пакет и тут же улыбнулась, — а ещё лучше, оставайся на чай.

— Спасибо, но я лучше пойду, — Идзаки поставил корзину в прихожей и уже собирался выйти, как она его остановила.

— Вот ответный презент, а за булочки большое спасибо.

Шун принял маленький бумажный пакет и, попрощавшись, выскользнул обратно на улицу. На сером небе сгущались тёмные тучи, раскатистый гром проносился над крышами домов и затихал под звуками города. Подняв воротник куртки повыше, он ускорил шаг.

В маленьком пакете шуршали обёртками леденцы, от предвкушения свело скулы, и рот наполнился слюной. Заскочив в дом, Идзаки облегчённо выдохнул и принялся стягивать с плеч куртку.

С кухни послышался шум упавшего противня:

— Бабуля, я подниму, не наклоняйся! —Идзаки напрягся, стараясь прислушаться к звукам с кухни. — Бабуль?

Набросив куртку на вешалку, он направился на кухню, таймер на печке призывно звякнул, оповещая о готовности очередной партии булочек. Шун сорвался с места, как только вошёл на кухню. Бабушка медленно оседала на пол, судорожно вцепившись руками в столешницу.

— Эй-ей, ты чего, тише-тише, —Идзаки упал рядом с ней на колени и прижал её к себе.

— Се… сердце.

***

— Я ведь ей говорил, чтобы прошла повторное обследование, — отец мерил шагами больничный коридор и нервно крутил в руках свой телефон.

Всё семейство Идзаки вздрагивало на открывающиеся двери реанимационного отделения. Шун снова вгляделся в пенку, плавающую на поверхности, уже остывшего кофе из автомата, и тяжело вздохнул.

— Поезжайте домой, я останусь здесь.

— Ну что ты дорогой, тебе нужно отдохнуть, — мама аккуратно погладила его по плечу и едва слышно добавила, — ты и так сегодня… натерпелся.

Шун вспомнил поездку в машине скорой помощи, холодеющую руку бабушки, которую не было сил отпустить.

— Нет, я останусь, — твёрдо отчеканил Идзаки.

***

Небольшой ночник, стоящий на прикроватной тумбочке, заливал теплым светом всю детскую. Маленький Шун внимательно слушал рассказы бабушки, ее спокойный голос и теплая рука, гладящая его по макушке, убаюкивали.

— Бабушка, а что такое любовь?

— Любовь?

— Да, — он нахмурил бровки, давая понять, что это сейчас очень важный разговор, — все говорят, что любят меня, а что такое любовь?

— Любовь нельзя просто так описать, это очень сложное чувство. Она бывает разной, ты это поймешь, когда станешь чуточку старше.

— Но ведь я хочу понять сейчас, — упорствовал Идзаки, пристально вглядываясь в бабушкины глаза.

— Существует легенда, что люди предназначенные друг другу связаны красной нитью, — она взяла его за мизинчик, Шун непонимающе посмотрел на свой пальчик и склонил голову на бок.

— Но ведь она может порваться или развязаться.

— Нет, не может. Одно скажу точно, человек, который предназначен тебе судьбой, никуда от тебя не денется. Ты всегда будешь связан с ним. Даже в следующих жизнях.

Шун непонимающе хлопал глазками, а потом неожиданно зевнул и потер глаза кулачками. Она только рассмеялась и, глянув на часы в форме совы, висящие на стене, всплеснула руками.

— Так, все быстренько спать, а не то папа с мамой будут ругаться.

Поцеловав внука в лоб, она подоткнула ему одеяло под ноги и выключила ночник.

 

Шун вздрогнул от неожиданности и огляделся по сторонам, сознание не сразу сориентировалось, что его уже выкинуло из сна в реальность. Он подтянул колени к груди и зажмурился, стараясь не обращать внимания на чувство собственной беспомощности и слабости.

А вокруг пахло лекарствами и хлоркой, бродили больничные духи в белых халатах.

***

Выскользнув за дверь, ведущую в сад, Шун поднял глаза к тёмному небу, и устало выдохнул. Он давно не видел снега. Такого, как сейчас. Большие хлопья медленно кружились в воздухе, танцевали под ночным небом и опускались на землю, укрывали собой ухоженный газон заднего двора, укладывались ровной лентой на низкий забор, шапками застывали на ветках деревьев. Такой зимы уже давно не было в Осаке. Он медленно выдохнул горьковатый сигаретный дым и прищурился, разглядывая россыпь звёзд, показавшуюся среди облаков.

Этот кошмарный день, наконец, заканчивался. День похорон бабушки. Ощущение всепоглощающей усталости было сильным как никогда, но страшнее всего было осознание. Разум нехотя признавал потерю, и отбиваться от мыслей становилось всё труднее и труднее.

Нескончаемый поток людей, сменяющиеся лица, слова соболезнований и сочувствия смешивались единым потоком, смазывались в перегруженном подсознании. Всё казалось дешёвым фильмом ужасов, начиная с того момента, как он нашёл бабушку на полу кухни, бессонная ночь у дверей в реанимационный корпус и утро, начавшееся с доктора, которому очень жаль, но он сделал всё что мог, заканчивая самими похоронами.

Мама с отцом украдкой смахивали с глаз слёзы, словно надеясь, что никто этого не заметит. Шун чувствовал себя настолько опустошённым, что слёзы казались ему непосильным трудом. Он ещё с детства славился среди друзей стойким характером и никогда не был плаксой, сейчас казалось, что Судзуран выбил из него способность показывать слабость совсем.

Но внутри всё предательски дрогнуло, когда ближе к полудню он увидел, как в комнату, сначала скользнул Генджи, за ним и Чута с Макисе, а следом Тамао с Токио и близнецами Миками. Но секундный всплеск чувства слабости почти сразу утих и сменился теплой благодарностью.

Двери за спиной едва слышно открылись.

— Шун, зайди обратно, холодно ведь, а ты в одной рубашке, — голос матери был совсем тихим и уставшим.

— Да, мама, я сейчас. Сейчас зайду, дай мне пару минут.

На улице действительно было холодно, но не холоднее, чем внутри. Ноющее чувство напирало, давило на кости и мышцы, словно обещая разорвать его, как только появится возможность.

Идзаки вытащил очередную сигарету и прикурил от неровного пламени зажигалки, просто чтобы не пришлось заходить, сел на ступеньки. Слабость нахлынула одной волной. Ком в горле не давал ни вздохнуть, ни выдохнуть, мир вокруг дрогнул и покрылся рябью. В глазах предательски защипало, и он прикрыл их руками.

Дверь за спиной снова открылась, и он, не оборачиваясь, пробормотал:

— Я сейчас зайду, мам.

Дверь закрылась, но чувство чужого присутствия не покинуло его, на плечи опустился пиджак. Чужая рука легла сверху и ощутимо сжала. Шун вздрогнул, но так и не открыл лица, ступени заскрипели под чужими шагами. Набрав полные лёгкие холодного воздуха, Идзаки поднял голову и впился взглядом в спину, обтянутую форменным судзурановским пиджаком.

Токаджи стоял ничего не говоря, просто пристально смотрел в небо. Идзаки только сейчас понял, что его не было вместе с Серидзавой и остальными.

— Что ничего не скажешь?

— Сейчас тебе ничьи слова не помогут и облегчения не принесут.

Юджи медленно развернулся и, не смотря ему в лицо, поднялся обратно, присел на ступень выше.

Шун напряженно вздохнул и вытянулся в струну. Повисшая тишина не вызывала напряжения, скорее наоборот. Он облегченно вздохнул и спустился по ступенькам во двор, стёр мокрые дорожки с щёк и посмотрел на небо. Холодный воздух приятно остужал. Юджи просидел у него за спиной не больше минуты, а потом поднялся и двинулся к выходу.

— Мордастый, — Идзаки окликнул удаляющуюся спину, — спасибо, что пришел.

Не оборачиваясь, Токаджи кивнул и вышел с веранды, оставляя Шуна в прохладной темноте.

***

Идзаки закинул последнюю футболку в спортивную сумку и оглядел опустевшую комнату. Ему была отведена самая маленькая комнатка в квартире, но она же стала самой уютной, плакаты украшали единственную пустую стену почти сплошным полотном. Нередко вырезки вклинивались между ними, Шун весело усмехнулся, немало он распотрошил отцовских газет и материнских журналов.

Выйдя из комнаты, Шун прислушался к разговору в гостиной. Мать расхваливала планировку и расположение самого дома. Квартиранты, супружеская пара с очаровательным лысым котом, поддерживали беседу.

Кот хрипло мяукнул и обтёрся горячим боком о босую ногу, преданные голубые глаза глядели снизу-вверх.

— Какой же ты противный, — усмехнулся Шун и присел на корточки, коснулся кончиками пальцев гладкого затылка, — прямо как людишки.

— О, вам повезло, наш любимец не подпускает к себе никого кроме нас, — квартирантка лучезарно улыбнулась.

— Просто мы с ним похожи.

Идзаки грустно вздохнул, смотря вслед удаляющемуся коту.

Глава 2. Всё своим чередом.

Глава 2. Всё своим чередом.

— Сказочные дебилы, — прошептал Идзаки.

Вокруг него крутились братцы Миками, которые по непонятным ему причинам оказались в GPS. Такия отсиживался на диване, бросая редкий тяжелый взгляд в их сторону, но ничего не говорил. Как оказалось, словесный понос близнецов его совсем не раздражал, а иногда ещё и веселил.

Официантки за барной стойкой переглядывались друг с другом, не зная, чего ожидать от судзурановцев. Шун махнул рукой, подзывая одну из них.

— Определились с заказом? — дежурно спросила девушка.

— Пиво и чипсы, — одновременно подали голоса близнецы.

— То же, — пророкотал Такия, мимолётно отрывая взгляд от окна.

— Кофе.

Такеши удивлённо приподнял бровь, но ничего не сказал, то ли быстро одумался, то ли тяжёлый взгляд Генджи, наконец, достиг нужной кнопки в его голове. Шун откинулся на спинку стула и тяжело вздохнул, гадская мигрень не отпускала уже неделю.

— Где Макисе с Чутой?

— Пошли к Токио насчёт нового устава школы, — просто ответил Генджи.

— Почему мне не сказал?

— Тебе хватает забот, — Манабу хлопнул его по плечу и отвлёкся на принесённое пиво.

Идзаки поймал на себе взгляд Такии и посмотрел в ответ, тот только едва заметно кивнул и снова уставился в окно. А на улице опять сыпал снег.

***

— Я три раза свалился в сугроб, дважды проехал задом по гололёду и один раз меня обрызгал грязью какой-то мудак на крутой тачке, — Шун загибал пальцы пересчитывая все утренние бедствия.

— С новым годом, блондинка!

Идзаки развернулся на крик, перед лицом пролетел снежок и разбился о стену белым самоубийцей.

— Совсем охренел?!

— Да брось, — скривился Токаджи, подходя ближе, — ты так паршиво выглядишь, что мне совесть не позволит мучить тебя.

— Одного твоего присутствия хватает, — огрызнулся Шун, направляясь к распахнутым дверям корпуса.

— Какой же ты злой, бываешь иногда, хотя я знаю, это на тебя Такия так влияет.

— Серидзава, убери своего шута, — угрюмо потребовал Такия, уходя вслед за Шуном.

— Ревнует, — отчеканил Тамао, глядя в спину короля Судзурана.

— Да на здоровье, — усмехнулся Юджи, катая очередной снежок.

***

— Я всё понял, еда в холодильнике, деньги в конверте на столике в гостиной, пальцы в розетку не совать.

— Сынок, ты только не ввязывайся в неприятности, — Шун перехватил руку матери и быстро коснулся губами тыльной стороны ладони.

— Как скажите царица.

— И никаких пьянок и девиц! — возмутился отец, отвешивая сыну подзатыльник. — Лучше всего уберись на чердаке, там полно коробок.  

— Слушаюсь, товарищ начальник!

Отец удручённо покачал головой и подхватив дорожную сумку, вышел на улицу.

Проводив отца и мать, Идзаки захлопнул входную дверь и уселся прямо в коридоре, ширины прихожей хватало на то, чтобы вытянуть ноги и упереться пятками в противоположную стену.

Дом дышал тишиной, с улицы доносились запахи весны. В этом году потеплело до безобразия рано, бродячие коты ночами напролёт голосили под окнами, не давая спать. Правда, в последнее время это только радовало Шуна, сны приходили поганые, удушающе склизкие.

Вскочив на ноги одним резким рывком, он метнулся вверх по лестнице, перепрыгивая через каждую вторую ступеньку. На чердаке пахло пылью и забытыми вещами. Прикрыв глаза, Идзаки снова уселся на пол и прислушался к звукам. Кажется, по крыше снова разгуливали бродячие коты.

На разбор коробок ушел весь вечер, опомнился Шун только когда звонок телефона. Вытянув из кармана джинс мобильник, он глянул на экран и присвистнул.

— Да, Генджи. Нет. Все в порядке. Нет, я дома. Нет, не скучно. Да, занят, — разговаривать с Такией по телефону было одно удовольствие, он задавал все интересующие его вопросы и тут же заканчивал разговор.

Отложив телефон на коробки, Идзаки принялся перетаскивать всё на одну сторону. Через полчаса о себе напомнил голодающий желудок, издав крик умирающего кита, он явственно скрутился в узел.

Ужин, благоразумно оставленный на столе, не пришлось даже разогревать. Подхватив креветку за хвостик, Шун покрутил её на свету и отправил прямиком в рот. От ужина его отвлёк стук в дверь.

— Ого, Они-сан, не поздновато ли для прогулок? — Шун отступил в сторону, пропуская старушку в дом.

— Я всего лишь на минутку, принесла тебе кое-чего. Раз уж родители уехали без тебя, хоть побалуешь себя сладким, — она протянула ему бумажный пакет и ободряюще улыбнулась.

Идзаки заглянул внутрь и тяжело вздохнул.

— Это были её любимые конфеты, — Они-сан осторожно коснулась его щеки и покачала головой, — пора уже тебе взять себя в руки. Траур не может длиться вечно.

Она медленно развернулась и направилась к калитке. Растворилась в ночной темноте, выйдя из-под света уличного фонаря. Шун проводил её взглядом и вернулся в прихожую, глянул на своё отражение в зеркале.

Небритая физиономия не внушала большого оптимизма, тусклый взгляд. Сейчас он сам больше походил на мертвеца, но делать с этим что-то сил уже не было.

***

— А я тебе ещё раз повторяю, нашим не выстоять против столичной команды!

Юджи только весело усмехнулся и придвинулся ближе к Такеде. Этот парнишка верил в любую чепуху, которую вещало центральное телевидение, и он сам, на мнение других ему было глубоко фиолетово.

— Наши выиграют.

Такеда сфокусировал пьяный взгляд на его лице и усмехнулся в стакан:

— Я тебе дам, если победу одержат Осакские Дьяволы.

— Замётано! — Токаджи толкнул его в плечо и откинулся на спинку дивана.

Из динамиков загрохотал очередной микс и клуб задышал в такт ускоряющегося ритма. Юджи глянул в спину удаляющегося Такеды, он, пританцовывая, шествовал за какой-то длинноногой блондиночкой. 

— Ничегошеньки ты мне не дашь.

Тамао упал с таким тяжелым вздохом, будто носил на себе всю тяжесть бытия:

— А вот Идзаки тебе даст.

— А потом догонит и ещё раз даст, — хохотнул Юджи, протягивая ему сигарету.

— Ты был на похоронах?

— Конечно.

— Генджи разорялся, почему ты не пошёл со всеми, — Серидзава стряхнул пепел в пустой стакан и хитро прищурился.

— Может, потому что пашу на четырёх работах, как проклятый. Или потому, что умею ходить без свиты…

— Или потому, что хотел увидеть Идзаки без свидетелей.

Тамао по лисьи зажмурился, на секунду показалось, что круглое лицо даже заострилось и вытянулось. Юджи тряхнул головой, списывая такую метаморфозу на дозу выпитого и скачущий свет софита.

Местного Будду не обманешь. Серидзава распотрошит тебя как фугу в ресторане.

— В одиночку люди не врут и не играют.

— Значит, ты увидел то, что он не показывает другим, — Серидзава понимающе закивал и отстал с расспросами.

Токаджи стряхнул пепел с кончика тлеющей сигареты и задумчиво хмыкнул. Не сказать, что он увидел что-то необычное. Просто, сильного человека, раздавленного утратой и горем.

Мысли испуганно сбились в кучку, как это обычно бывало, когда в голове появлялся образ блондинки из D класса. Токаджи криво ухмыльнулся и открыл глаза, как только почувствовал на своём колене чужую руку. Такеда смотрел на него не моргая.

— Друг мой, чемпионата по баскетболу ещё не было, и Осакские Дьяволы ещё ничего не выиграли.

Такеда пьяно расхохотался и тут же заговорил, но его слова потонули в музыке.

***

Выскользнув из дверей клуба, Токаджи свернул в неосвещённую улочку и направился на шум машин. Проносившиеся под светом уличных фонарей авто, сверкали жёлтыми и красными фарами. Люди ожидали своей очереди возле зебры, мужчина слева коротко чихнул и выругался на сырость, невысокая женщина с собачкой отступили чуть в сторону. Юджи остался неподвижен.

Перепрыгивая через лужи, он добежал до парка и двинулся сквозь него, пренебрегая тротуаром. Справа мелькнула собака, счастливо виляя хвостом, она унеслась под ель. Следом трусил хозяин с поводком, увидев Токаджи, мужчина натянул капюшон на лицо и скрылся в темноте.

— Жаль я штрафы не могу выписывать, — пробормотал под нос Токаджи и двинулся дальше.

Пройдя до первого перекрёстка дорожек, Юджи остановился и закурил. Идти до официального выхода было ещё минут десять, а вот свернув налево он мог сократить время до четырёх минут. Правда лезть пришлось бы через забор парка.

Докурив и поразмыслив о смысле жизни, на пьяную голову это всегда удавалось хорошо. Юджи затушил окурок о подошву ботинка и свернул на неосвещённую тропинку.

Первая половина пути прошла без происшествий, даже шальное сознание не подкидывало никаких шорохов и монстров, как вдруг Токаджи полетел на влажную траву. Ухнувшись на спину, он отчаянно вскинул руки, ожидая, что та самая псина, сейчас решит совершить французский поцелуй с ним.

— Ох, простите, мне так жаль.

Юджи не в силах сделать вдох, раскинул руки в стороны, голос казался знакомым, но мозг никак не мог подкинуть образ его обладателя.

— Чувак, ты живой?

— Да, — прохрипел Юджи и открыл глаза.

Как раз в этот момент мимо парка проехала скорая помощь, с включённой мигалкой. Алый и синий всполохи выхватили из темноты выбеленные волосы, и голос обрёл своего хозяина.

— Блонда! — гаркнул Токаджи.

— Мордастый?

Немая сцена продолжалась ровно двадцать секунд. После Идзаки подлетел, как ошпаренный и стал одухотворённо чистить испачканные колени. Кажется, о сбитом с ног Токаджи он напрочь забыл. А Токаджи забыл, что можно поругаться.

— Чего это ты за здоровый образ жизни взялся? Не поздновато, в одиннадцать ночи бегать?

— Не спится, — отмахнулся Шун, — и вообще, не всем же быть жирными уродами, как ты.

— Жаль, что вместе с твоей небритостью ушла и любезность.

Идзаки фыркнул в сторону и тряхнул головой, всем своим видом напоминая недовольного золотистого ретривера:

— Извини.

— Прощу на первый раз, — отмахнулся Юджи и направился дальше.

— Там тупик, мордастый.

— Не переживай, я умею лазить через заборы, — отмахнулся Токаджи. — Смотри сам не заблудись.

Не вслушиваясь в ругательство, он растворился в темноте. Вести беседу посреди ночи с блондинкой, совсем не хотелось. Да и охранником Шуну он не нанимался.

***

Голова на утро гудела нещадно. Нырнув под струю ледяной воды, Юджи блаженно булькнул. Разбрызгивая воду по ванной комнате, он присел на край ванны, сестра проскользнула мимо него к раковине и переключила на горячую воду.

— Менингит зарабатываешь?

— Что угодно, лишь бы всё перестало грохотать.

— Родители на выходных собираются к бабуле с дедулей. Едешь с нами?

Токаджи принял полотенце и мягко улыбнулся ей, чмокнув сестру в затылок, вышел из ванной комнаты. На такие геройства он не был способен.

Наскоро высушив волосы, он проскочил мимо отца и схватив пару бутербродов направился к двери. Мать прикрикнула вслед и даже запустила кухонным полотенцем, но оно повисло на ручке двери. Влетев в ботинки, Токаджи махнул всем рукой и вышел за дверь.  

Глава 3. Эссе, устав, бульон.

Глава 3. Эссе, устав, бульон.

Урок литературы был скучным, как никогда раньше, учительница читала отрывок из очередного произведения Шекспира, стараясь не замечать, как гримасничают ученики. Кто-то за последними партами изображал Просперо, законного герцога Миланского. Идзаки, стараясь не отвлекаться от голоса учительницы, смотрел в окно. Переводить взгляд на свой класс совсем не хотелось.

Машинально он перелистывал новый школьный устав, доходя до конца тетради, перебирал страницы в обратном порядке. Туда-сюда, туда-сюда. Звонок прозвенел неожиданно, крикливая волна взметнулась и выплеснулась за двери класса. Вслед за ними выскользнула учительница. Оставшись в одиночестве, Идзаки облегчённо вздохнул.

Из приоткрытого окна поддувал, ещё холодный весенний ветер, быстро остужал опустевший класс. Накинув пиджак на плечи, Идзаки встал с места и направился в коридор, мимо дверей мелькнул затылок Токио, следом промчались Миками.

Больше самих себя в Судзуране, близнецы любили лишь двоих: Токаджи и Тацукаву. Откуда такая любовь и как они решились перейти в GPS Идзаки, так и не смог понять. Думал даже, что это подстава и они просто хотят что-то выведать. Но время шло, а они ничего не творили.

Во дворе два десятка голодранцев играли в бутылочку, остальные столпившись вокруг, вопили от результатов. Генджи стоял в стороне и задумчиво курил.

— Как тебе устав? — Такия кивнул на тетрадь в его руках и снова затянулся.

— Дрянь, надо переделывать.

Генджи пожал плечами, но спорить не стал, в конце концов, Идзаки был мозгом его армии. Толпа вновь взревела и распалась на два лагеря, которые потянулись в разные стороны. Бутылка сиротливо осталась валяться посреди двора.

***

Побродив по пустому дому и поговорив с родителями по скайпу, Идзаки поднялся в свою комнату и устало упал на кровать. Часы на тумбочке показывали только двадцать минут девятого, за окном медленно проезжали машины, где-то верещали мартовские коты.

Очередное душераздирающее «мряу» раздалось с соседской крыши, а потом последовали звуки перекатывающихся по черепице тел и громкое «шмяк» о мусорное ведро.

Шун поднялся с кровати и высунулся в окно. Соседский кот уже довольно вылизывался, а между деревьями мчался побеждённый соперник. Сверкнув жёлтыми глазами, он вальяжно двинулся к хозяйским дверям.

Потоптавшись на месте, Идзаки прикрыл окно и вышел из спальни. Спать совсем не хотелось, но все возможные дела, он уже переделал. Идти на пробежку, настроения тоже не было.

Поднявшись на чердак, Идзаки принялся расчищать завалы из коробок. Сколько бы он здесь не возился, коробок меньше не становилось. В нескольких коробках обнаружились детские вещи. Шун криво ухмыльнулся, признав свои штанишки, в которых он ходил в детский сад. Тёмно-синие, сложенные по стрелкам, маленький пиджак в клетку. На линейке в первый год садика, он был тем ещё франтом.

Сложив всё обратно, он оттащил коробки к дальней стене. Перенёс оттуда коробки с кухонной мелочью, которую всем жалко выкинуть, но не ему.

В стороне остались небольшие коробки с бумагами, газетными вырезками, фотографиями. Собрав из них, покачивающийся столбик, Шун направился к лестнице. Потеряв по пути верхнюю коробку, Идзаки добрёл до кухни.

Коробочная Пизанская башня, оказавшись на кафельном полу, накренилась и шумно повалилась на бок. Бумаги повылетали из коробок, в одной из них даже что-то разбилось, судя по звуку.

— Так, что тут у нас хранилось?

Шун принялся перебирать выпавшие газеты, кинул стопку пожелтевших листов в коробку, отведённую под мусор, туда же отправил изорванный журнал по робототехнике. Большинство газет несли в себе информацию о жизни Осаки. В следующей коробке оказались книги, их он оставил для отца.

Приговорив к смерти ещё две коробки и помиловав одну, Идзаки устало потянулся и переполз на диван в гостиной. Этой ночью ему ничего так и не приснилось.

***

Токаджи прикурил от протянутой зажигалки и тоскливо посмотрел в сторону удаляющихся Тамао и Генджи. Токио гордо вышагивал между ними, считая себя китайской стеной, что в случае чего остановит драку.

День выдался просто отвратительный, моросящий с утра дождь так и не прекратился, тяжёлые серые тучи лениво перекатывались друг с другом по небу, не давая солнцу ни единого шанса. Даже сигарета предательски потухла, словив огромную каплю, упавшую с края крыши крыльца.

Судзурановцы нахохливаясь и запахивая пиджаки, медленно тянулись во все стороны от главных ворот. Стая первокурсников шумно проскочила мимо и пронеслась оглушающим смерчем через дорогу, скрылась в подворотне, как и не было.

Глянув на часы, Токаджи чертыхнулся и выудил из пачки новую сигарету. Шеф так и не звонил, перспектива прийти домой, а потом лететь на другой конец города ради работы, не радовала. Потоптавшись на крыльце почти десять минут, прокурив лёгкие насквозь и отморозив себе уши, он влетел обратно в здание.

Вернувшись в класс, Юджи уселся за свою парту и вытащил скрученную тетрадь, расправил её и принялся писать эссе по литературе.

«Недооценённые чувства в литературе».

Последний лист тетради заполнялся быстро и охотно. А звонка от начальника так и не поступило, набрав ненавистный номер, Юджи выслушал длинные гудки, а следом монотонный голос автоответчика.

— Катись к чертям!

Спрятав тетрадь во внутреннем кармане вместе с ручкой, Токаджи вышел из класса и направился вниз по лестнице. На улице всё так же отвратительно моросило, только теперь ещё ветер гонял мелкие брызги во все стороны одновременно.

— Мордастый!

Юджи дёрнулся от неожиданности и остановился как вкопанный. Так его рисковал называть только предводитель D класса, но голос был совсем незнакомый. Резко развернувшись, Токаджи удивлённо присвистнул:

— Чего у тебя с голосом?

— Ты лучше расскажи, что за херню ты тут понаписал? — гаркнул Идзаки, кидая ему тетрадь в руки, не вставая со ступеней лестницы.

— А ведь я говорил, чтобы ты завязывал с перекисью, уже совсем крышкой едешь, я тебе никаких посланий не сочиняю в тетрадях.

— Очень остроумно, это школьный устав, который ты сочинял, — огрызнулся Шун и уселся на ступеньки.

Токаджи нервно хохотнул и открыл тетрадь. Аккуратным почерком Тацукавы был выведен откровенный бред. А ведь вроде приходил и советовался.

— Я тебя огорчу, но этим уставом занимался Токио, а не я.

— С какого бодуна? — прохрипел Шун, вытащил сигарету из пачки, покрутил между пальцев и сунул обратно.

— У меня нет сейчас времени с этим возиться, работы выше крыши.

— Короче, насрать мне на ваши проблемы, забирай, и переписывайте, я этим за вас заниматься не стану.

Идзаки нервно дёрнул плечом и попытался встать, но как-то резко плюхнулся назад на ступеньки и прикрыл глаза.

— У кого-то была жаркая ночь, что теперь на ногах тяжело стоять?

— Заткнись, просто заткнись.

Шун продолжал сидеть на лестнице с прикрытыми глазами, только теперь его мелко потряхивало.

— Блонда, ты что обдолбанный?

Токаджи презрительно скривился, глядя на него сверху вниз. Чем-чем, а тяжёлой дурью в Судзуране не баловались, уж тем более генералы. Сунув тетрадь во внутренний карман пиджака, Юджи подошёл к нему и коснулся влажного лба ладонью.

— Ты что опять его вырубил? — голос Манабу раздался за спиной, а следом послышалась усмешка Такеши.

— Херню не несите! У него температура и он в отключке.

— А мы говорили! А он говорил, что всё в порядке. А мы говорили, что он бледненько выглядит. А мы говорили, — загалдели Миками в один голос.

— Захлопнулись! — гаркнул Юджи. — Звоните Такие, пусть забирает свою принцессу.

Такеши, коротко кивнув, полез в карман за телефоном, Манабу плюхнулся рядом с Шуном на лестницу и принялся по-отечески поглаживать его по затылку.

— Недоступен.

— Звони ещё.

Тишину, наступившую в коридоре, разрывали только тяжёлое дыхание Идзаки и гнусавый голос автоответчика.

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Позвоните позднее».

— Звони снова.

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Позвоните позднее».

— Ещё раз.

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Позвоните позднее».

— Наберите Серидзаву и Тацукаву. Они ушли втроём, наверняка ещё вместе шароёбятся.

Миками принялись набирать номера, но результат оставался тем же:

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Позвоните позднее».

— Уроды. Надеюсь, у него в телефоне номера родителей есть, — пробормотал Токаджи, устало присаживаясь перед Идзаки.

— Есть, да только, родителей нет в городе, они в отъезде, — качнул головой Манабу.

— Ну ёб твою...

Юджи резко вскочил на ноги и замаячил по коридору. Судя по его словам, сейчас на Такию должны были обрушиться все муки ада, а в соседних котлах должны были уже вариться Серидзава с Тацукавой и, конечно же, сам Идзаки.

— Он и здесь неплохо варится, — напомнил Манабу

— Куда его тащить знаете? — смирившись со своей судьбой, спросил Юджи.

— Они в дом бабушки переехали. 

***

Вода в кастрюле весело булькала, а крышка задорно пританцовывала. Миками в гостиной переговаривались шёпотом, Идзаки периодически кашлял и начинал бормотать во сне. 

— Слушай, нужен твой совет, как варить бульон для больного? — Юджи чувствовал себя последним идиотом, набирая номер матери. 

— Что случилось? И где тебя черти носят? Ты опять во что-то ввязался? — посыпалось, как из рога изобилия. 

— Заболел друг. Я у него дома. Нет. 

— У тебя есть друзья? 

— Так, женщина! Я тебе позвонил, чтобы ты мне помогла, а не прикалывалась. 

Мама рассмеялась и принялась проводить инструктаж. Из всего рассказанного, Токаджи понял, что действительно встрял и имеет все шансы ещё и отравить Идзаки. Не то чтобы он не мечтал об этом раньше. 

— Всё-всё, я понял. Спасибо за консультацию. Дома буду поздно. 

Забросив всё необходимое в кастрюлю, Юджи принялся набирать номер Серидзавы. Автоответчик оставался неумолимым. 

— Братишка, ты живой? — Такеши прошлёпал в кухню и устроился на тумбе рядом с плитой. — Что это за варево? 

— Бульон, будет. 

— Ты когда ингредиенты закидываешь, злодейски смеёшься? — Миками откровенно забавлялся. — А ведь я предлагал дошик заварить.

— Какой к чёрту дошик?

— Может орать не будете на весь дом? — шикнул Манабу. — Он только уснул спокойно.

— Как температура?

— Тридцать восемь. 

— Ну не тридцать девять и три, как было, — усмехнулся Юджи, — дозвонились до них?

— Недоступны, — качнул головой Манабу и устроился на тумбе, с другой стороны, от плиты. — А что это за жижа?

— Так, сейчас у меня будет вместо бульона с курицей, бульон с двумя идиотами. Пошли вон отсюда, — отчеканил Юджи. 

Миками, забурчав, двинулись с кухни в зал. 

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Позвоните позднее».

— Ками-сама, сделай так, чтобы эти кретины сдохли в муках. 

Юджи оттолкнул телефон от себя по столу и тот остановился на самом краю, будто догадываясь, что, если упадёт, доведёт хозяина до белого каления. Ответа на мольбу не последовало, но желудок предательски заурчал и куснул в подреберье. 

— Ясно, — пробормотал Токаджи и принялся исследовать шкафы на предметы быстрого ужина. 

На звуки хлопающих дверей шкафов, на свист закипевшего чайника и звон посуды, заскакивали Миками. Ловили недовольный взгляд Токаджи и тут же улепётывали. Переругавшись с автоответчиком, курятиной не желавшей вариться и колбасой, Юджи направился в зал. 

— Манабу, тащи всё сюда, — скомандовал Токаджи, — Такеши, откапывай принцессу. 

Миками пришли в движение, как слаженный механизм. 

— О горяченькое. 

— Куда ты грабли тянешь? Это не тебе. 

Отобрав кружку с бульоном у Такеши, Юджи отставил её в сторону. Сонный Идзаки жмурился и старался отмахнуться от градусника, который упорно предлагал Манабу. Злобно зыркнул на подошедшего Токаджи и ошалело захлопал глазами, когда тот прижал прохладные пальцы к его лбу. 

— Тридцать семь с хвостом. Пациент пока жив. Держи. 

Идзаки обхватил кружку чуть дрожащими руками и коротко кивнул. Говорить он, судя по всему, не могу. И Токаджи это не сильно огорчало. Пробовал он бульон самоотверженно, даже не принюхивался. Сделав несколько больших глотков, он оторвался от кружки и глубоко вздохнул, довольно облизнулся. Заинтересованно глянул на стол. 

— Не-не-не, даже не точи свои зубы сюда. До завтра тебе светит только горячий бульон. 

Идзаки как-то опасно сжал кружку и Миками даже приготовились прятаться под стол, но ничего не произошло, он лишь недовольно засопел и принялся допивать. Ужинали молча, под сопение заложенного носа больного.

Телефонный звонок раздался неожиданно, Манабу схватил свою раскладушку и удивлённо присвистнул. 

— Да Генджи! 

— Какого хрена вы мне трезвоните сто раз за вечер? Что у вас там случилось?

— Пока ничего, но, если в течение пятнадцати минут ты не телепортируешься к дому блондинки, он умрёт в одиночестве, потому что сидеть с ним всю ночь никто не собирается, — отчеканил Токаджи. — Ты понял? 

Звонок тут же сбросился. 

— Судя по всему, Такия меня понял, — пожал плечами Токаджи, вставая из-за стола и уходя на кухню. 

Миками переглянулись и посмотрели на Идзаки, но тот уже спал сидя, сжимая пустую кружку в руках. 

Зайдя на кухню, Юджи устало вздохнул и покрутил головой. Разруха после его готовки, конечно, была знатная. Собрав кастрюли и плошки в раковину, он глянул на эту горку и криво ухмыльнулся. 

— Вот ещё, — Манабу добавил кружки и пару тарелок из зала. 

— Ну вот сейчас принц приедет спасать красавицу и помоет заодно всё. 

— Полностью поддерживаю, — раздался звонок в дверь, — ого, всего за десять минут. 

— Телепорт хороший, — усмехнулся Токаджи. 

Выйдя в коридор и распахнув дверь, Юджи поймал на себе тяжёлый взгляд Генджи. Он сделал шаг вперёд, нависая сверху, но Юджи не отступал от прохода, словно раздумывая, а запускать ли его вообще. 

— Скажи мне Такия, зачем тебе телефон, чтобы в кармане жопу твою греть? 

— Что с Шуном? — Генджи разгневанно шипел и уже готов был вцепиться ему в глотку. 

— Если бы мы ждали твоего царского появления, то блондиночка уже бы спеклась в собственной температуре до хрустящей корочки. 

На секунду Генджи перекосило от злости, он свирепо выдохнул в лицо Токаджи. Юджи только снисходительно улыбнулся и отошёл в сторону. Генджи был в бешенстве. 

Пройдя за ним, Токаджи остановился возле близнецов. Такия уже сидел на диване, рядом с Идзаки и с деловым видом трогал его лоб, проверяя температуру.

— Лекарства на столе, поить его до завтра только горячим бульоном, — передал в точности инструкцию Юджи. 

Такия молчал и напряжённо вглядывался в лицо сопящего Шуна. Тот чуть хмурился и кутался в плед. 

— Идёмте, — скомандовал Токаджи и удалился вместе с Миками, на прощанье хлопнув дверью.

Глава 4. Раб.

Глава 4. Раб.

Идзаки появился в Судзуране только в конце недели. Розовощёкий и радостный в сопровождение угрюмого Такии, по словам Миками тот теперь не отходил от него. Всю неделю, что Идзаки валялся дома, Генджи срывался из школы сразу после звонка и мчался к генералу. Мчался так шустро, что остальные генералы не поспевали.

Судзурановцы перешёптывались, слухи о блондинке из D класса всегда распространялись с быстротой лесного пожара. Главный красавиц Судзурана, был лакомым куском, на который рот открывал практически каждый.

Появившись Шун лучезарно всем лыбился и казался до отвращения счастливым. Тихими отголосками болезни остались лишь синюшные круги под глазами.

— Сверкает, как начищенный чайник, — усмехнулся Шоджи, сидя на высоком табурете и подставляя весеннему солнцу то один бок, то другой.

— Ну так, столько королевской заботы, — крякнул Такеда, откидывая потрёпанный журнал в сторону.

Серидзава молчал, а Токаджи был слишком занят для всего этого дерьма:

— Ты опять меня обдурил?

— Ловкость рук и никакого мошенничества, — усмехнулся Тамао, примирительно вскидывая руки.

Звонок на пару прозвенел над самым ухом, тяжело оглядев уже ржавеющий аппарат, они медленно двинулись по своим кабинетам.

***

— И не забывайте, что претенденты на оценку «отлично», должны сдать свои работы уже в понедельник.

От последней фразы учительницы Токаджи дёрнулся, как от толчка. За последние дни он не натыкался на своё эссе, но и не сдавал его.

«Неужели потерял?»

Со звонком в кабинете появились растрёпанные близнецы.

— Братишка!

— Ты чего такой напряжённый?

— Случилось чего?

— Что-то серьёзное?

— Стоп! — скомандовал Юджи, переборов желание зажать уши. — Вспоминайте, вы нигде в последние дни не видели мою тетрадь с работой по литературе?

— Какая обложка?

— Обыкновенная, синяя.

Миками переглянулись и быстро замотали головами:

— Нет, точно не видели.

— Ладно.

Манабу устроился у открытого окна и вытряхнув из пачки несколько сигарет, щёлкнул колёсиком зажигалки. В тишине класса и под громкое улюлюканье со двора, сигарета даже казалась не такой противной.

— Что-то вы взведённые, — усмехнулся Токаджи.

— Ещё бы, Такия теперь герой, спасший Идзаки, — сплюнул Такеши, сидя на парте и болтая ногами в воздухе.

— А вы что думали, получить благодарственное письмо от блонды?

— Да мы то, что, вот ты... — Манабу недоговорил, уловив тяжёлый взгляд Токаджи.

— А мне его спасибо, как козе запасное копыто.

— Но это не справедливо! — возмутился Такеши.

— Конечно, ведь вся моя жизнь — это сплошная справедливость, а тут такое жуткое беззаконие! Давайте устроим митинг! — Юджи наигранно треснул кулаками по своему столу.

— Да! — вскочили на ноги близнецы.

— Нет, — отрезал Юджи.

Близнецы захлопали глазами, Манабу выругался и опустился обратно на стул, уставился в окно. Такеши так и остался стоять на месте:

— Да почему?

— Да потому, — отрезал Манабу, отправляя окурок в последний полёт из окна.

***

Опустевший Судзуран напоминал осиротевшего монстра, он смотрел печальными разбитыми окнами вслед расходящимся студентам и по его коридорам проносился протяжный холодный вой сквозняка. Исписанные стены дрожали то ли от одиночества, то ли от близости стройки, где день и ночь шумели отбойные молотки и отбитые строители.

Побродив по забытой всеми библиотеке, Токаджи выудил с пыльных полок, те книги которыми пользовался во время написания эссе. Внутри них тетради не нашлось. На единственном столе её тоже не наблюдалось, спросить было не у кого, библиотекаря не видели со времён основания школы. Это место в Судзуране вообще считалось проклятым, большинство воронов обходили библиотеку, наполненную знаниями, десятой дорогой.

Выйдя в коридор, он запустил руку в карман, нащупал пачку сигарет и уже почти вытащил её, но остановился. Разжал пальцы и направился в класс.

Учитель математики, как всегда, задерживался, увидев вернувшегося в кабинет Токаджи, он слегка вздрогнул и мягко улыбнулся:

— Чего это ты Юджи-кун?

— Забыл кое-что в столе, — нахмурился Токаджи.

— Понятно, — пожал плечами преподаватель и юркнул в коридор.

Со злыми учениками даже педагоги старались не связываться. Оставшись в полном одиночестве, Токаджи облегчённо вздохнул и направился к своему столу. Усевшись, он блаженно вытянул ноги и сунул руку под стол. На полке ничего не оказалось.

— Чёрт, потерял, — прошептал Юджи, ударяясь о столешницу лбом.

Со стороны двери послышалась тихая усмешка. Повернув голову на бок и прижавшись к холодной столешнице щекой, Токаджи тяжело вздохнул. День становился всё хуже и хуже. Идзаки отлип от дверного косяка и вошёл в класс окончательно, бесшумно передвигаясь, он встал за учительским столом. Токаджи не шелохнулся.

— Дети поприветствуйте учителя, — голос у Идзаки был всё ещё низкий с лёгкими хрипами.

— Иди на хрен, — отчеканил Токаджи, не поднимая головы.

— Как грубо.

— Пожалуйста, — осклабился Юджи.

Шун хищно оскалился и обойдя стол, ловко запрыгнул на него:

— Я пришёл поговорить насчёт нового устава.

— Разговаривай с Тацукавой, он им занимался под руководством Серидзавы.

— А должен был заниматься этим ты.

— Я никому из вас ничего не должен, — Токаджи резко встал из-за стола и подошёл к открытому окну.

Откровенно говоря, хотелось выкинуться. Желательно вниз головой, чтобы видеть приближение асфальта, чтобы кровавой кляксой на сером шершавом покрытие, чтобы вечный враг, при желании, мог помочиться сверху. О да, Идзаки бы не упустил такой возможности.

Юджи тряхнул головой, стараясь выкинуть этот бред из своих мыслей. Что за глупости? Он глянул на Идзаки, болтающего ногами в воздухе и злобно улыбающегося. Нет, не глупости, он это сделает!

— И всё же, — с нажимом произнёс Шун.

— Ничем не могу вам помочь, — процедил Токаджи, сквозь плотно сжатые зубы. 

Улыбка с лица блонды слетела в доли секунды, он смотрел серьёзно, хмурился и чуть прикусывая щеку изнутри. Обдумывал. Что сказать, что сделать. Так пристально смотрит питбуль перед броском, определяет под каким углом вонзить зубы и как сильно сжать челюсти, чтобы продлить мучения жертвы. 

— А если так?

Идзаки ловким движением фокусника вынул из-за спины слегка потрёпанную синюю тетрадь, повертел её в руке, не отрывая взгляда от лица Токаджи. 

— Сукин сын, — прошипел Юджи. 

— Услуга за услугу, я её сохранил в целости и безопасности, а теперь твоя часть сделки. 

Токаджи отвернулся к окну и прикрыл глаза, ровно на десять секунд, чтобы явственно представить, как кровь ненавистной блондинки брызжет в разные стороны при столкновении тела с асфальтом. 

— Думаешь, что ты самый умный? 

— Ну, конечно же, нет, — он улыбался так гадко, как только мог. 

— Думаешь, я не в состояние сесть и написать всё слово в слово? 

Шун только пожал плечами и продолжил улыбаться. Юджи медленно задвинул стул под парту и направился к двери. Идзаки молчал, а Токаджи старался судорожно вспомнить всё то, что было написано в эссе. Двадцать пять листов текста, недельная работа. Всё псу под хвост! А до сдачи оставалось два дня, один из которых ему предстояло проработать в баре. 

Сжав дверную ручку до побелевших костяшек пальцев, Юджи замер на месте, не решаясь распахнуть дверь и уйти. 

«Уходи! Сейчас же!» — панически верещало чувство собственного достоинства. 

«Одумайся!» — мозг лихорадочно перебирал возможные варианты, старался выбрать самый оптимальный. 

— Ладно, — выдохнул Юджи, не оборачиваясь, — хорошо. 

За спиной раздался довольный смешок. 

***

Смахнув с подоконника маленький зелёный листок, Шун погладил тонкую пожелтевшую от времени бумагу. Сидя перед распахнутым окном, он провожал взглядом редкие проезжающие мимо машины. 

Несколько дней назад, очередная коробка принесла ему неожиданный сюрприз в виде бабулиных ежедневников, дневников, писем и фотографий. Разбирая коробку, он выудил целую стопку писем, перевязанных шёлковой лентой. Старая желтеющая бумага, рвущиеся от неаккуратного движения конверты. Письма, сложенные по порядку и все от бабушки. 

На каждом конверте стояли печати с датой отправки и возврата. 

«Причина возврата: не востребовано».

Проводив очередную машину взглядом, Идзаки вернулся взглядом к первому письму.

 

Здравствуй, мой милый!

Вчера я проходила мимо твоего дома. Новые жильцы очистили ту стену, по которой у вас росли глицинии и теперь он выглядит таким голым. Так странно, что в нем живут теперь другие люди. Я остановилась и увидела, как из него выбегает маленькая девочка и мать что-то кричит ей вслед из комнат. Чужие голоса. Так грустно при мысли, что ты никогда больше не спустишься по этим ступенькам. Но ты велел мне не грустить, и я не буду. 

У нас стало заметно теплее, на деревьях уже появляются почки, думаю совсем скоро начнется ханами. Помнишь, мы с тобой ходили любоваться сакурой в парк, мы сбежали от остальных ребят и гуляли по аллеям. Помнишь ты взял меня за руку, я была так счастлива в тот момент и сейчас у меня сердце сжимается при мысли, что мы с тобой больше не сможем пройти по той тропинке к пруду, что ты не снимешь лепесток, запутавшийся у меня в волосах. 

Ладно-ладно, я знаю. Я не должна грустить, я же тебе обещала, и я не хочу, чтобы мое письмо тебя расстроило.

Лучше напишу о наших делах. Папе уже стало лучше он начинает потихоньку работать и теперь мама может немного отдохнуть, ведь она взвалила на себя управление магазином, пока папа лечился. Я помогала ей, как могла, но я еще так неопытна. Знаешь, я много думала, помнишь, мы с тобой говорили о том, что мне нужно идти учиться. Ты же знаешь, как я хотела стать медсестрой, но теперь я думаю, что должна помочь родным. И потом, ну какая из меня медсестра. Я ужасно боюсь одного вида крови, помнишь, как ты смеялся надо мной и называл трусихой?

Зато я очень горжусь тем, что ты будешь поступать в университет. Я знаю, что экзамены очень трудные, но я уверена, что ты обязательно поступишь. Напиши мне, когда экзамены. Я обязательно схожу в храм, чтобы помолиться и попросить у богов удачи для тебя. И еще, ты только не смейся, но я представляю, как ты поступишь и приедешь на каникулы. Все наши ребята будут так рады тебя видеть. Позавчера я встретила Шоджи-куна, он спросил, не знаю ли я что-то про тебя. Шоджи теперь рыбачит со своим отцом, ходит такой важный-гордый. Но мой милый, я ведь совсем-совсем ничего про тебя не знаю. Как ты устроился? Нашел ли ты новых друзей. Прошло совсем немного времени, но я уже так скучаю по тебе. Пожалуйста, напиши во всех подробностях, как вы добрались, как устроились, как твои родители, какой у вас теперь дом. Напиши мне обо всем. Мне кажется, что так я словно услышу твой голос.

Я заканчиваю это письмо, потому что уже совсем поздно, а завтра мне рано вставать, чтобы помочь папе в магазине. Но сначала я сбегаю на почту, ведь чем раньше я отправлю письмо, тем быстрее получу ответ.

Твоя Хинамори. 

 

— Твоя Хиномори, — вслух повторил Шун. 

Барабанная дробь в дверь, заставила подпрыгнуть его на месте. Смахнув письмо обратно в коробку, Идзаки прошлёпал в коридор. Токаджи стоял за дверями с максимально унылым лицом. 

— Я тут уже пять минут долблюсь в твою дверь, — рыкнул Юджи и вошёл в дом без приглашения.

— Дерево по твоей части, — злобно осклабился Идзаки. 

— Где эссе?

Шун криво ухмыльнулся и привалился плечом к стене: 

— Э-э-э нет, сначала дело, потом эссе.

— Мудила. 

— Добро пожаловать, — улыбнулся Шун и направился в гостиную, — твоё рабочее место здесь. 

 — Давай договоримся сразу. Всё это пройдёт максимально быстро, я не бешу тебя, ты не бесишь меня. Я пишу этот чёртов устав, ты отдаёшь мне моё эссе, и мы начинаем молиться всем богам, чтобы это был последний устав Судзурана, — выпалил Токаджи, подойдя к столу, где уже ждал устав.

— Любой каприз, — мягко улыбнулся Шун, — мордастый. 

Тяжело вздохнув и прикрыв глаза на несколько секунды, Юджи упал на стул и принялся остервенело листать толстую тетрадь. Тацукава действительно разродился редкостным бредом, хуже устава Юджи никогда не встречал. 

Идзаки удобно устроившись на диване, поглядывал за работой. На удивление он делал это молча, не комментируя и не встревая в процесс. Через час ему это надоело, и он ушёл в неизвестном направлении, погремел посудой в кухне, затих минут на пять. 

 «Жрёт небось в тихую» — подумал Юджи и встал с места.

Вскинув руки к потолку, Токаджи хрустнул суставами и блаженно вздохнул. Качнувшись с пятки на носок, он бросил руки вниз и нагнулся вперёд, доставая кончиками пальцев до пола. Идзаки с кухни признаков жизни не подавал. Пожав плечами, Токаджи выудил из кармана пиджака пачку сигарет и направился на улицу.

Вечерний город встретил его запахами прохлады и ароматами кухонь соседних домов. Частный район жил по своим законам и правилам, не то что многоквартирные муравейники. Здесь воздух был чище и казалось, что в тишине звенят маленькие колокольчики. 

Несмотря на раннюю весну, вечером на улице было всё ещё прохладно, ветерок жадно облизывал голую шею и старался забраться под ворот рубашки. Сигаретный огонёк сиротливо пылал на этом ветру и разбрасывал мелкие частички пепла. 

«Брось вызов судьбе, пусть она им подавится!»

Фраза из какого-то мотивационного журнала матери подходила к данной ситуации как нельзя кстати. Усмехнувшись, Юджи сел на нижнюю ступеньку и откинулся спиной назад, сбоку мелькнула чья-то тень, блеснули красные глазищи. Через пару секунд с соседского двора послышался лай и шипение.  

Докурив до фильтра, Токаджи резко выпрямился и заозирался в поисках пепельницы или чего подходящего. Совать окурок в пачку ой как не хотелось. 

— Да ну не может быть, он же курит, как паровоз, — выдохнул Юджи, — куда же он её спрятал?

Покрутив головой и не найдя ничего отдалённо похожего на пепельницу, Токаджи сунул руку под ступеньку и торжествующе гаркнул в темноту. Выудив искомое на свет уличного фонаря, он криво ухмыльнулся. 

— По поводу вкуса чипсов мы бы сошлись на все сто процентов. 

Следа чипсов с паприкой в банке уже не осталось, зато на дне одиноко лежал один окурок. Бросив туда свой, Юджи прислушался к себе. Курить вторую сигарету не хотелось, но идти обратно в общество блондинки тоже не прельщало. 

Всё решил новый порыв ветра, куснувший острыми ледяными зубами за кончики ушей. Встрепенувшись, Токаджи вскочил на ноги и перелетев одним махом через три ступеньки, скользнул обратно в дом. 

Миновав коридор, он вошёл в пустой зал. На столе дымилась кружка с кофе, а сэндвич на тарелке скромно являл миру свой подгоревший бок. 

***

— Жрём и не давимся? — Идзаки появился неожиданно тихо, как маньяк с голой жопой из кустов. 

Зажав сэндвич зубами, Токаджи злобно зыркнул на него. 

— Умора.

— Пофол ты нафуй!

Прихватив с собой пустую тарелку, Идзаки пропал на следующие два часа. Вернувшись, он плюхнулся на диван, в объятия пухлых подушек и довольно заворчал, как это делают старые псы, укладываясь на своей мягкой лежанке. 

Юджи недовольно фыркнул в сторону и перелистнул очередную дописанную страницу:

— Чувствую себя рабом лампы. 

— Так иди на диван.

Токаджи страдальчески скривился:

— Это будет моим последним желанием в жизни.

— Рабам не предлагают, — хрипло усмехнулся Шун, — рабам приказывают.

— Ещё раз назовёшь меня рабом, и я перегрызу тебе горло.

Идзаки весело рассмеялся и похлопал ладонью по подушке:

— На диване это будет удобнее сделать. 

Токаджи ткнулся лбом в тетрадь и страдальчески заскулил. 

— Давай-давай, а то ещё пару часов на стуле и жопа станет квадратной.

— Откуда только столько беспокойства о моей жопе? — пробормотал Юджи, ковыляя в сторону дивана, вместе с уставом и ручкой.

— А вдруг опять устав переделывать? Ты ещё можешь пригодиться. 

Токаджи недовольно заворчал и принялся устраиваться, отшвырнув ненужную подушку в голову Шуну, он развернулся боком к спинке дивана и пристроил на ней тетрадь. 

Идзаки удобнее устроил телефон на обретённой подушке и принялся листать ленту в Mixi. Бесполезное, но увлекательное занятие выдернуло его из реальности почти до полуночи. Промчавшаяся по улице скорая, резанула по глазам синими всполохами мигалками и с оглушительным воем унеслась в центр города. 

Сморгнув пару раз, Шун широко зевнул и прислушался к тишине в комнате. Что-то изменилось, исчезло мерное шуршание ручки о бумагу. Повернувшись к Токаджи, он тихо рассмеялся. 

Юджи, сложив руки на тетради, мирно посапывал, пролегающая между бровей морщинка разгладилась, под закрытыми веками бегали зрачки, а короткие ресницы отбрасывали причудливые тени. 

— Эй, мордастый, — тихо позвал Идзаки.

Токаджи что-то пробормотал сквозь сон, но глаз не открыл. Судя по движению губ, он отправил Шуна в дальнюю дорогу. Идзаки глубоко вдохнул готовый гаркнуть ему в ухо, но в последний момент передумал.

— Пёс с тобой, золотая рыбка. 

Встав с дивана, он потянул Токаджи за плечо, заставляя откинуться на спину и аккуратно «уронил» его на подушку. Поджатые под себя ноги, он тут же выпрямил, заняв весь диван, довольно засопел вытягиваясь в струну. Уткнувшись носом в диван, Юджи блаженно вздохнул. 

Идзаки наблюдавший за этой картиной тихо посмеивался:

— Только соски не хватает.

«Докатился, умиляешься на мордастого!» — съязвил голос в голове, — «Что дальше? Может ещё влюбишься?»

Разозлившись на собственные мысли, Идзаки схватил тетрадь и ручку, но уходя всё же кинул на Токаджи плед с кресла и выключил свет.

***

С трудом разлепив глаза, Юджи душераздирающе зевнул и потянулся всем телом, уперевшись пятками и затылком в диван, он прогнулся в пояснице и резко расслабился. Приятная слабость растеклась по мышцам. Солнце заливалось в окно и жарило голову. 

Сев и оглядевшись, Токаджи злобно ругнулся и встал с дивана, хозяина дома на горизонте не находилось:

— А я думал мне это всё приснилось. 

Идзаки нашёлся в кухне, он сосредоточенно вчитывался в какой-то потрёпанный жизнью лист бумаги. Медленно подойдя к нему, Юджи напряг глаза и вчитался в крупный красивый почерк. Читать письмо полностью он не собирался, чужое грязное бельё его не касалось, но соблазн узнать тайны Идзаки был сильнее. Токаджи глянул в самый конец письма и хищно осклабился. 

— Умора.

Идзаки дёрнулся, как от удара и вскочил на ноги:

— Мать твою!

— Ты даже девушку себе нашёл с красивым именем, вот это педантичность. «Хинамори», — протянул Юджи, словно пробуя имя на вкус. 

 — Захлопни варежку, а не то утоплю тебя в кружке кофе, — рыкнул Шун.

Токаджи ухмыльнулся и откинулся на спинку стула. Сознание царапал какая-то деталь, которая никак не могла оформиться в нормальную полноценную мысль. 

— Постой, на похоронах… Хинамори. Так ведь звали твою бабушку, — цепочка мыслей сошлась в круг, — Ты, что вскрыл корреспонденцию своей бабки? Ах, ты, больной ублюдок.

Идзаки злобно зыркнул на него из-под насупленных бровей и отложил письмо в сторону, придавив его телефоном. 

— Стоп-стоп-стоп, это ты мне сейчас нравоучения начинаешь читать. Нашёлся святой с нимбом и крыльями белыми. Сам-то давно стал таким белым и пушистым? Это ты можешь училке по литературе лапшу на уши вешать, а мне не рассказывай, что хорошо, а что плохо. Весь такой умный и правильный. Тему эссе ещё выбрал, недооценённые чувства в литературе. А пишешь так красиво, о чести, верности, благородстве, дружбе. Ты-то, что об этом знаешь?! 

Идзаки с такой силой грохнул ладонью по столу, что кружки подскочили в воздух. Токаджи продолжал буравить его тяжёлым взглядом, ничего не говоря. Одного движения было достаточно, чтобы пустить в ход кулаки. 

Со двора послышались голоса, и входная дверь с тихим скрипом открылась. Юджи сглотнул комок, образовавшийся в горле, кто бы это не был, эти люди спасли ситуацию. Одно дело пиздиться с бульдозером без тормозов в Судзуране, другое - у него дома. 

Шун вылетел в коридор: 

— Пап, мам? А чего это вы так рано? Вы же собирались приезжать только в конце недели.

— Управились с делами раньше.

Токаджи в раздумье прикусил губу, глядя на прижатое телефоном письмо. 

«Это не твоё дело, пусть сам разбирается со своим дерьмом в башке» — назойливо ворочались мысли в голове. — «Твоё дело дописать устав и забрать эссе!»

— Как видите, я жив и здоров, ещё и социально активен, — усмехнулся Идзаки входя на кухню с родителями и указывая на Токаджи. 

— О, гости, — его мама лучезарно улыбнулась.

— Здравствуйте, — Токаджи отзеркалил вежливую улыбку и медленно поклонился.

— Это Юджи, мы учимся вместе, как раз вот обсуждали эссе по литературе, — Шун врал буквально на лету, даже не краснея и не заикаясь. 

«Урод».

— То есть, в Судзуране ещё хоть кто-то учится, — удивился отец семейства. 

— Да папа, а ещё работают, Юджи пора уходить. 

Последнюю часть фразы Идзаки произнёс с нажимом, так что сразу стало неуютно. Токаджи ещё раз поклонился и попрощавшись вышел в гостиную. 

— Где устав, я его заберу и допишу? — спросил Юджи, хватая свою куртку со стула.

— Нечего дописывать, ночью не спалось и я сам дописал, — махнул рукой Шун и протянул тонкую синюю тетрадь. — Сделка выполнена. 

Юджи перевёл тяжёлый взгляд с тетради на Идзаки. Лицо у того не выражало ни единой эмоции. Забрав тетрадь, Юджи направился в коридор, обулся и, не оборачиваясь, вышел на улицу. Шун следовал за ним. 

— И запомни, блонда, — отчеканил Юджи на прощание, — для тебя я Токаджи. 

Глава 5. Неприятности ждут за поворотом.

Глава 5. Неприятности ждут за поворотом.

За одно то, как Генджи курил ему можно было простить вечно угрюмую рожу. Это действо производило успокаивающий эффект практически на всех. В свете полуденного солнца, Такия казался героем, сошедшим с гравюры. Затушив окурок, в пустой банке из-под пива, он встал с дивана и подошёл к краю крыши.

Внизу бесновались первогодки. Троица раскидывала в разные стороны неудачливых противников, словно котят.

— Им здесь будет скучно.

Шун задрал голову, стараясь его увидеть, но ничего не вышло:

— Тебе же не скучно.

Генджи ничего не ответил, только усмехнулся. Щёлкнул зажигалкой и выдохнул сизое облако. Идзаки нервно дёрнул плечом, когда Генджи бесшумно появился сбоку от него, привыкнуть к его тихим передвижениям никак не получалось.

— Что с уставом?

— Готов.

— Проверил?

— Не нужно, Токаджи писал под моим строгим контролем.

От полного штиля, до разрушительного урагана, Генджи Такия разгонялся за ноль целых ноль тысячных секунды. Воздух вокруг него будто сгущался и застревал в глотке каленым железом.

— То есть? — стальным холодом резанул вопрос.

— Пришлось пригласить его в гости, — пожал плечами Идзаки.

Макисе выронил зажжённую сигарету изо рта, громко выругался и принялся стряхивать с форменных брюк пепел и искры, Чута перевёл взгляд с Шуна на Генджи и громко сглотнул.

— Что ты сделал? — уточнил Генджи.

— Что слышал, — мягко ответил Идзаки и приготовился к урагану.

— Не то чтобы это хорошая идея, Идзаки, — почти успокаивающе пробормотал Тамура, — мало ли чего могло случиться.

— Большой страшный волк мог меня съесть в моём же доме? — съязвил Идзаки.

— А я как погляжу тебе весело.

— А почему бы и не повеселиться?

— Ты с кем веселишься? С человеком, который тебя три месяца назад в реанимацию определил, который тебя башкой вниз повесил, как скотину на убое? Ты с ним веселиться решил?

Шун криво ухмыльнулся и выудил из пачки сигарету, демонстративно щёлкнул зажигалкой и глубоко затянулся. Ураган набирал силу, а вместе с ним разыгрывался ветер, гоняющий обрывки мусора по крыше.

— Но всё ведь обошлось, — пожал плечами Такаши.

— Обошлось вчера, обошлось сегодня, а завтра он ему башку проломит к чёртовой матери, причём по его же приглашению.

Такию подбросило с дивана, и он замаячил перед глазами, меряя крышу шагами.

— Давно ты мне в няньки записался? — кольнул Шун.

— Я переживаю за тебя! — гаркнул Такия, — Все мы за тебя переживаем.

— Нет необходимости, — усмехнулся Идзаки.

— После некоторых событий, стоит, — буркнул Чута, — мы не хотим, чтобы ты натворил глупостей.

— Вот только не надо строить теперь из себя лучших подружек, всем плевать друг на друга, — Идзаки злобно отшвырнул томик манги в сторону.

— Мы друзья, — отрезал Макисе.

— Мы любим тебя и переживаем за тебя, — добавил Чута, часто кивая.

Идзаки коротко усмехнулся и встал на ноги, его лицо исказилось выражением отвращения. Генджи смотрел на него со смесью злости и отторжения. Это был тот хладнокровный Идзаки, которому ничего не стоило натравить свою шпану на новенького ученика, Идзаки способный на всё ради собственной выгоды. От Шуна дравшегося с ним за вершину Судзурана, кажется не осталось и следа.

— Нет никакой любви. Нет никакой дружбы. Всё это лишь сказки для наивных идиотов.

Такия сжал кулаки, готовый впечатать их, в его надменное лицо, но Макисе предостерегающе положил руку ему на плечо. Стряхнув чужую руку, Генджи направился к выходу с крыши:

— Когда в следующий раз, Токаджи будет возить твою смазливую физиономию по асфальту, я даже пальцем не шевельну.

***

Больше к разговору о любви, преданности и дружбе в GPS никто не возвращался. Установился нейтралитет в этом вопросе: Идзаки не быковал, а все остальные не задавали вопросов об уровне доверия и дружбы.

Январь выдался безумно тёплым и шумным. Приближающиеся экзамены мало кого волновали, у Судзурана были свои развлечения. Ежегодная лихорадка выпускных боёв, какие-то глупые, но смешные рейтинги: «Самая классная задница Судзурана» и «Главный лох Судзурана». Однако некоторые из выпускников вдруг решили взяться за ум и стали посещать уроки, кто-то даже начал работать на этих самых уроках.

Серидзава сидел на диване, поджав одну ногу под себя и флегматично разглядывал карты, Токио стоя за его спиной ободряюще похлопывал его по плечу, но после каждого сбрасывания карт тяжело вздыхал и качал головой. Сегодня Токаджи фартило больше, чем обычно. Он сидел на табуретке, отжатой у Цуцумото и расслабленно курил.

— Вскрываемся?

— Валяй, — отрешённо пробормотал Тамао и сразу полез в карман за банкнотой.

Юджи открыл карты, и протянул ладонь за выигрышем. Сегодня был однозначно хороший день.

— Шоджи, ты мой счастливый талисман. Стой рядом и сегодня вечером нам гарантирован шанс просадить кучу бабла Серидзавы в клубе.

Цуцумото только заулыбался и оповестил, что сегодня Тамао обещался играть с ним в уличный баскетбол, так что пьянка отменялась до лучших времён. Токаджи это совсем не расстроило. 

— Тамао обещал и Тамао сделает, — подмигнул Серидзава своему кохаю.

Следующими двумя партиями Токаджи вытряхнул из друга ещё триста йен. Серидзава выгнал Шоджи от греха подальше.

— Всё перерыв.

— Деньги кончились? — съязвил Юджи.

— Иди ты.

Тамао беззлобно махнул на него рукой и направился к самодельному мангалу. Закурил сигарету и спичку кинул в тлеющие угли, сверху опустил пару тетрадных листов, и они радостно подхватили остатки пламени со спички, занялись огнём. Покрутившись на месте, Серидзава отыскал щепки, заготовленные заранее. На запах дыма прискакали вечно голодные Миками.

Манабу принялся помогать Серидзаве. Через пол часа по задней площадке Судзурана разносился сводящий желудок аромат коптящихся сосисок.

— Предлагаю ещё партейку, а потом уже праздник живота, — свистнул Токаджи.

Цуцумото сразу выгнали, всучив комикс в руки, Миками смылись в неизвестном направлении, Такеда уселся у столика, мешая карты.

— Посмотрим, как тебе повезёт без Шоджи, — усмехнулся Тамао и Юджи уже знал ответ, предчувствовал его по зуду в ладонях.

Разговор при игре совсем не клеился, все сосредоточенно смотрели в свои карты, Токаджи и Такеда курили, Токио похрустывал суставами пальцев, а Тамао замер в предвкушении выигрыша.

Солнце сильно жгло кожу, стекало своим горячим светом по шее и плечам, заставляло щуриться. Миками появились только на середине партии, Такеши сразу смылся к Цуцумото, чтобы продемонстрировать новую модель машины из совсем свежего журнала. Манабу уселся на спинку дивана, возле Токаджи.

Партия шла отвратно медленно, блефовал Такеда мастерски, поэтому все уже нервничали и злобно смотрели друг на друга голодными глазами.

— Надо было сначала пожрать, а ты всё партейку да партейку, — рыкнул Тамао, откидывая прядь волос, спадающую на глаза.

— Кто знал, что вы такие азартные, — усмехнулся Токаджи сглатывая слюну, скопившуюся от аромата копчёных сосисок.

По улице проехали четыре машины подряд. Такое событие бывало редким, улица, проходившая за Судзураном, считалась самой тихой в Осаке и именно поэтому Серидзава выбрал эту часть заднего двора своим пристанищем. После шумной крыши, здесь ему нравилось больше всего.

Остальным здесь тоже нравилось, главный корпус находился на приличном отдалении, аж за спортивной площадкой и велосипедной стоянкой. Длинный, на всю ширину двора, навес хранил под своей пробитой временем и камнями крышей десятки ржавых скелетов, подранных сидушек и хрипло брякающих звонков.

Как-то раз по неосторожности Тацукава задел один из велосипедов и тот рухнул на следующий, а тот на следующий и тишину заднего двора Судзурана разорвал надсадный звон мертвых железных коней. Выглядело это безумно страшно и эхо этого последнего вздоха ещё долго кружилось по территории.

Токио озадаченно смотрел на свои карты и никак не мог определить, как сильно он проигрывает в этой партии. В какой-то момент он напряжённо вытянулся и запрокинул голову назад, подставил лицо под лучи солнца и тихо выругался.

Со стороны города послышались какие-то крики, но все были заняты затянувшейся проигрышной партией.

— Что-то происходит, — пробормотал Тацукава.

В этот же момент на площадку залетело нечто поломанное и жадно глотающее воздух. Ослепительно белая рубашка, светлые брюки и серые кеды заворочались в колючей проволоке, брошенной прямо на асфальт. Человек внутри всего этого светлого вороха тряпок, пропитавшихся его потом, путался в смуглых конечностях и чёрных железных колючках. Бился, как птица, попавшая в раскалённые железные прутья.

Следом накатила шумная серая волна, перекошенные лица заливались потом и слезами, рты раззевались в оглушительном гвалте, злобные глаза метали молнии. Волна хлынула на территорию Судзурана, но будто споткнулась о ту самую колючую проволоку и отскочила назад.

Тамао и Юджи среагировали моментально, встали с мест и двинулись на хосеновцев. Из серых рядов вынырнули трое, волна попыталась снова заскочить на чужую территорию, но теперь озлобленные хосеновские ищейки столкнулись со своими же командирами.

Токаджи мельком глянул себе под ноги и его прошибло холодным потом.

«Только не он!»

Серидзава босыми ногами прошлёпал мимо распластавшегося Каваниши и взглянул на Матобу. Командир хосеновцев гаркнул в сторону своей своры. Они шипели и плевались проклятиями, толкались в спины своих предводителей.

— Ты не должен защищать Каваниши, его же выпнули из Судзурана, — осклабился Матоба, сверкая золотым зубом.

— Здесь мы решаем кого защищать, а кого нет, — спокойствие в голосе Тамао тут же остудило большую часть бритоголовых.

Токаджи стоял справа от Серидзавы и мысленно прокручивал дальнейшее развитие событий, всё заканчивалось либо очень хорошо, либо очень херово. В первое слабо верилось, второго не хотелось.

— Эй, Джеронимо!

Такия прошествовал мимо, с удивлением на лице оглядывая присутствующих, перевёл взгляд на хосеновцев.

«Хорошо не будет» — подумал Юджи, до того, как всё полетело в пропасть.

Сначала, конечно, полетели кулаки, следом хосеновцы.

Обуздав свою ораву, Матоба снисходительно ухмыльнулся в сторону Каваниши и проигнорировал обоих королей. Бритоголовая армия ушла, но обещала вернуться.

***

— Просто пиздец! — выругался Токаджи, отпивая из стакана.

Ничто не могло вернуть настроение в прежнее русло: холодное пиво, громкая музыка, гляделки с красоткой за соседним столиком. Клуб «S» сегодня не радовал. Воспоминания о сегодняшнем дне зудели в подкорке, как разъярённый рой пчёл.

Такеда сидевший слева от Юджи, мерно вливал в себя одну рюмку за другой.

— Прорвёмся, — саданув стопкой по стойке, Такеда резко развернулся к Токаджи и хлопнул его по спине, — и не из такого дерьма выбирались!

Юджи печально взглянул на пролившийся виски с колой и пожал плечами:

— Валим отсюда, завтра тяжёлый день.

Такеда подсунув пару купюр под пустой стакан, отсалютовал бармену зажатой между пальцев сигаретой и двинулся следом за ним. Токаджи пробивался через толпу танцующих, не заботясь об отдавленных ногах и задетых плечах. Остальная бравая команда шагала по проложенному вожаком пути.

Вырвавшись на улицу, Юджи щёлкнул колёсиком зажигалки, пытаясь высечь искру. Пламя пришло откуда не ждали. Хосеновцы выросли в каждом проходе, вывернули из-за каждого угла.

«Вот теперь точно всё херово» — подумал Юджи, но вслух лишь криво осклабился: — Огоньку не найдётся?

***

Такия выудил из кармана телефон и глянул на время.

— Нормально, — пробормотал Генджи и набрал по памяти номер, — выходи.

Идзаки бесшумно выскользнул на улицу и плотнее запахнул кофту, угрюмо глянул на своего короля. Такия ловко перемахнул через низкий забор и направился к крыльцу.

— У тебя личная неприязнь к калиткам?

— Зачем шуметь лишний раз, — пожал Генджи плечами и сел на ступеньки.

Выудив из предложенной пачки сигарету, Такия щёлкнул зажигалкой. Оба прикурили от одного огонька, как в старые добрые времена. Курили молча, медленно, каждый думал о своём.

Идзаки прислушался к скребущимся на душе кошкам, после тех разборок на тему любви и дружбы, эти самые душевные кошки орали как заводные. Казалось, что Генджи слышит их, слышит и молчит. Шун выдохнул горький сигаретный дым и затушил окурок в пепельнице.

— Да, я мудак, — криво ухмыльнулся Идзаки.

— Да, ты мудак, — кивнул Генджи и медленно затянулся.

— Ты знал с кем заводишь дружбу.

— Я знал с кем завожу дружбу, — снова кивнул Такия и поднял банку из-под чипсов, — с паприкой... вкусные... были.

Шун облегчённо расхохотался, спугивая как соседского кота с забора, так и душевных кошек. Генджи только тихо хмыкнул и расслабленно вытянул ноги вперёд, хрустнул коленками.

— Может теперь толком расскажешь, что тебя так клинит в последнее время?

Идзаки потёр переносицу и тяжело вздохнул, почти страдальчески. С неба подмигивали жёлтые и белые звёзды, далёкие, практические не видные в городе. Такия его не торопил.

— Знаешь, бабушка и дедушка всегда были для меня эталоном семейных отношений. Они всегда решали все проблемы вместе. Дед был немногословен в этом плане, но бабуля всегда говорила мне, что любовь — это самое важное, что есть у человека.

Шун замолчал и остервенело завозился в пачке сигарет, выудил очередного смертника и устроил ему инквизицию. Горьковатый дымок потянулся тонкой струйкой по ветру. Генджи молча ждал, расслабленно глядел на алый огонёк сигареты.

— Она всегда говорила мне, что любовь — это самое прекрасное и светлое чувство в мире. Каждый раз, когда мои отношения заканчивались грандиозным провалом, она говорила, что не к этому человеку тянется моя красная нить. Что нельзя отчаиваться и нужно верить.

Такия задумчиво отдирал корку с костяшек, его спокойствие стихийно передавалось и Шуну. Мерное дыхание звучало в ночной тишине успокаивающе.

— Я нашёл её старые письма, — выдавил из себя Идзаки, — она любила другого, а замуж вышла за дедушку. Выходит, всё что она говорила, было неправдой? Единственный человек, которому я безоговорочно верил, врал мне!

Генджи перевёл взгляд со своих рук на Шуна, чуть склонил голову к плечу, но промолчал. Тёмно-карие глаза напротив, с расширившимися до предела зрачками, лихорадочно блестели от слёз.

— Я не думаю, что она врала тебе, — пробормотал Генджи, сжимая его плечо, — скорее... она хотела... уберечь тебя от такой судьбы.

Идзаки мотнул головой, словно не желая слушать его, поднялся на ноги. Такия проследил за его стремительным походом в сторону улицы и медленным возвращением назад, прикурил сразу две сигареты и одну сунул в его дрожащие пальцы. Шун коротко кивнул и сел назад.

— Как думаешь твои родители любили другу друга?

Бездна в груди снова стала разрастаться из неё тянуло гниющим смрадом, как из давно нечищеного колодца. Шун смотрел прямо перед собой в ручку калитки, будто ждал гостей.

— Думаю да, — кивнул Генджи, казалось, что сегодня он играет в китайского болванчика, который только и делает что кивает и пожимает плечами, — после смерти мамы, отцу приходится туго.

— Ты сам жаловался, что он таскает в дом проституток одну за другой.

— Так это чтобы меня позлить.

Шун уставился на него, непонимающе захлопал глазами.

— Жизнь вообще тяжёлая штука, стоит воспринимать её чуть легче. Мы с тобой слишком загоняемся из-за пустяков, а нужно быть как, — Такия на секунду задумался и криво ухмыльнулся, — Серидзава. Да точно, как этот голодранец.

Идзаки не удержался и расхохотался.

— Какой хороший пример для подражания ты выбрал, держись от него подальше, — Шун погрозил ему пальцем. 

Такия пожал плечами и примял окурок в банке.

— Самое хреновое, что за всем этим сумасшествием я совсем забыл о Хосене. Нужно было тебе раньше рассказать о них.

— С этими уродами мы и так разберёмся. А как только разберёмся с ними так сразу примемся за твои проблемы, — Такия сжал его плечо и утвердительно кивнул.

Идзаки слабо улыбнулся и едва заметно вздрогнул, услышав перезвон собственного телефона из кармана. Тут же заголосил телефон Такии, лежавший на ступеньках.

— Чего это Чута так поздно? — пробормотал Генджи.

Сглотнув ком в горле, Шун ответил на звонок Макисе. Голос у того звучал приглушённо и слабо. Идзаки не отрывал взгляда от вороньего короля и понимал, что сам стоит с таким же удивлением и страхом на лице.

***

Тишину больничного коридора нарушали отдалённые звуки приборов, голоса персонала. Токаджи сидел на скамье прижавшись гудящим затылком к холодной стене, суставы жутко ломило и хотелось выть на круглый жёлтый светильник в конце коридора. 

— Как он? 

Голос Такии прозвучал на удивление тихо, он стоял вполоборота, сложив руки на груди. 

— Сегодняшняя ночь покажет, — прохрипел Токаджи. 

Горло жутко саднило, как и стёсанные кулаки, воспалённый глаза уже отказывались воспринимать реальность. Такия отошёл к дверям реанимационной палаты, застыл в голубоватом свете, льющимся сквозь застеклённую часть. Холодные отблески путались в чёрных волосах и жутко подсвечивали острые черты лица. 

— Держи. 

Под носом разгорелся аромат чёрного кофе, вспыхнул теплом угасающего костра. Токаджи оторвал взгляд от Генджи и удивлённо уставился на Идзаки. Протянутый им кофе показался спасательной соломинкой.

Шун отошёл к Такие и заглянул в палату. Кровавое месиво вместо лица можно было узнать лишь по листу больного, висящему на спинке кровати. По одной строке: Цуцумото Шоджи. 

«Это могли быть мы. Любой из нас. Прямо сейчас.»

Мысли в голове плавали, как мыши в формалине. Лениво и устрашающе назойливо, доводя до приступов тошноты.

— Если бы я был на его месте, чтобы ты сделал? — тихо поинтересовался Идзаки. 

— Размазал бы ублюдков ровным слоем по асфальту, — заверил Такия.

Генджи развернулся и твёрдым шагом направился к выходу. С неотвратимостью надвигающегося бедствия.

Глава 6. Что такое любовь?

Глава 6. Что такое любовь?

Серидзава хищно оскалился, глядя в спину идущего впереди Идзаки. Напряжённые плечи, развернувшиеся на максимум, ровная спина будто он проглотил кол и теперь не мог согнуться, руки в карманах, сжаты в кулаки. Шун остановился, забредя далеко в лабиринт велосипедного кладбища, подальше от любопытных глаз судзурановцев и администрации.

— Каждый раз, когда я пытался подняться, у меня на пути стоял ты, — отчеканил Идзаки, простую истину, которую мог предъявить любой из воронья.

Тамао мягко улыбнулся:

— Что же мы тогда с тобой ни разу не дрались?

Кулак Шуна врезался в скулу, заставив его мотнуть головой, следующие удары прошлись по корпусу, один ещё просвистел мимо левого уха. Идзаки бил быстро и хлёстко, заставляя при попадании на секунду зажмуриваться и задерживать дыхание.

Распробовав пару ударов на вкус, Тамао резко вскинул руки, перекрывая боковой удар ногой в голову и, отступив на шаг назад, ударил снизу-вверх. Идзаки не ожидавший такого поворота, пропустил удар и отшатнулся на несколько шагов, но на ногах устоял.

Тамао кинулся в атаку, коротко рыкнув, но Шун перекрывал удары, закрывался руками и в нужные моменты ловко уворачивался или приседал на месте, тут же вскакивая.

«Вертлявый сукин сын!» — подумал Серидзава и усмехнулся, — «Сразу ясно, почему Токаджи ему продул. Нужно унести его одним ударом.»

Серидзава подпустил его к себе поближе и размахнувшись впечатал кулак ему в нос, под пальцами податливо хрустнуло. Идзаки потеряв равновесие, чуть не свалился с ног, но резко кинулся в сторону от несущегося в лица колена. Размахнувшись, заехал Серидзаве по лицу кулаком.

«На этот раз хватит!»

Тамао шагнул назад, толкнув от себя Шуна. Низко зарычав и безумно оскалившись в угаре разрастающегося азарта, Серидзава кинулся назад к нему и нанёс свой излюбленный удар. Ноги впечатались в чужую грудную клетку, Идзаки кубарем перелетел через ржавые перила и свалился на старые велосипеды.

«Лучше не вставай».

Шун ухватился за перила и попытался встать, зашёлся в приступе кашля и рухнул назад на асфальт. С неба хлынул дождь.

***

— Как ты и распорядился, груз доставлен домой, — засопел Токаджи в трубку.

Ребята Серидзавы, задрав вороты пиджаков, кинулись из-под крыльца под дождь. Токаджи стоял под зонтом и безучастно смотрела на Шуна валяющегося на ступеньках собственного дома.

— Проследи, чтобы он не сдох.

Юджи закатил глаза, услышав довольное сопение Тамао, вокруг которого носился с пластырями и бинтами Тацукава. Даже через трубку Юджи слышал, как тот выговаривает своему лучшему другу.

— Ты требовал доставить тупую блонду до дома, ты не говорил ничего об оказании медицинских услуг.

— Тебе не привыкать, — улыбнулся Тамао, — или без Миками не управишься?

— Это была разовая акция, не хочу устраиваться сиделкой на постоянной основе, — пробурчал Токаджи.

Серидзава на том конце телефонной линии только хрипло рассмеялся:

— Сделай это ради меня.Не хочу, чтобы Такия обвинил меня в том, что я угробил его красавчика.

— Ты меня за что-то так наказываешь? — поинтересовался Юджи, усаживая полуобморочного Идзаки. 

— Это карма. — Тамао снова довольно улыбнулся и отрывисто выругался на спиртовую салфетку. — Лучше бы выпить дал.

Юджи, не в силах слушать причитания Тацукавы, отключил телефон и поднялся по ступенькам. Идзаки, судя по ругательствам и сопению, пытался встать. 

— Блонда, где ключи?

— Пошёл в жопу!

Токаджи мысленно сосчитал до десяти, вцепился в ворот его футболки и резко дёрнул вверх. Идзаки распахнул глаза и засучил ногами, в поисках твёрдой опоры. Но встав на ноги, опасно покачнулся назад, останавливать его падения никто не собирался. Токаджи проследил за тем, как он треснулся затылком и спиной о дверной косяк и удовлетворённо хмыкнул. 

— Давай ещё раз, — мягко пробормотал Токаджи, — где ключи?

Шун с трудом разлепил глаза и осоловело заозирался. Ему явно хотелось высказаться, но мир в его глазах снова дрогнул и начал заваливаться на бок. Юджи, выставив руку вперёд, упёрся в стену. Блондинистая голова примостилась у него на локтевом сгибе. Шун медленно вздохнул.

— В заднем кармане.

— Вот так бы сразу.

— Так я сразу и сказал, — разбитые окровавленные губы растянулись в усмешке.

Токаджи выругался и полез к нему в карман. Выудив ключи, он потянулся к замочной скважине, чуть не упустив снова поехавшего в сторону Идзаки.

«Надо будет поговорить с Тамао, чтобы больше не дрался в полную силу».

Удерживать Идзаки было не из лёгких заданий, тот всё время пытался свалиться на пол. То ли его действительно выбивало из реальности, то ли он попросту придуривался.

— Что же ты вечно один, твоих родителей не хотят лишить прав на тебя?

Токаджи потянул его в сторону лестницы и титаническими усилиями они добрались до второго этажа. Завернув по пути в ванную, Юджи сунул высветленную голову под кран, выкрутив ручку холодной воды на максимум. Как только Идзаки начал булькать и предпринимать попытки отбиться, кран закрыл.

— Какого хрена?

Усадив его на бортик ванны, Токаджи дёрнул ближайшее к себе полотенце. Принялся трепать высветленные волосы на чужой голове с остервенением бродячего пса. Хотелось открутить эту пустую голову и выкинуть в окно.

— Давай уже принцесса, приходи в себя.

Идзаки отмахнулся и встал на ноги, выпрямился, прохрустев позвоночником. Самодовольное выражение на его лице, сменилось растерянностью. Пихнув Токаджи в сторону, он склонился над унитазом.

Выслушав тираду его желудка, Юджи мысленно поставил галочку:

«Сотрясение».

Пальцы Идзаки вцепились в край раковины до побелевших костяшек. Он устало выругался между приступами рвоты, перекачивал к раковине, уже сам залез под холодную струю. Токаджи безучастно стоял в дверях и старался вслушаться в тишину в доме.

Шун плюхнулся на край ванны и прикрыл глаза:

— Я чертовски рад тебя видеть сейчас.

Юджи криво улыбнулся и подошёл к нему, ухватил чуть выше локтя и потянул за собой. Слушаясь тяги Идзаки, они прошли по коридору до конца и свернули в его спальню.

— Аптечка в шкафу, — пробормотал Шун на прощание и свалился кулем на кровать.

«Карма» — Токаджи нахмурился и направился к шкафу, чем быстрее он с этим цирком закончит, тем быстрее отправится домой.

Распахнув дверцу шкафа, Юджи уставился на две белые коробки, стоявшие в самом низу, рядом с обувными. Подняв крышку одной, он тихо присвистнул.

«Те самые письма бабули? Токаджи, это не твоё дело» — закрыв коробку, он открыл вторую, чуть поменьше.

— Давай блонда, заголяйся, будем играть в доктора.

— Злого? — поинтересовался Идзаки с кровати.

— Сумасшедшего.

— Где-то я уже видел такой фильм, — выдавил Шун, стараясь сесть.

Распотрошив коробку с лекарствами, Юджи перевёл взгляд на Идзаки и довольно усмехнулся. Ссадины на коже уже багровели жуткими кровоподтёками, на груди прорисовывались отчётливые следы ботинок. Идзаки дышал медленно и поверхностно, старался лишний раз не дёргаться.

— Какая красота, сразу видно работу мастера.

Шун оскалился разбитыми губами и провёл раскрытой ладонью по своей груди:

— Я передам папе твою похвалу.

— Блонда, я о синяках.

Идзаки часто закивал и прикрыл глаза, покачиваясь из стороны в сторону.

— Эй, а ну-ка не уплывай, — скомандовал Токаджи и отвесил ему пару лёгких пощёчин.

Но у мироздания был свой план и Идзаки ему полностью подчинился. Стоя над отключившимся судзурановцем, Юджи покачал головой и принялся за неизбежное. Бинтов в аптечке у Идзаки было столько, что можно было его с ног до головы замотать, ещё бы и осталось. Антисептики, спиртовые салфетки, пластыри всех размеров. Обезболивающие и снотворное.

— Стандартный набор судузарновца.

Заклеив рассечённую бровь, Юджи налепил пластырь на скулу и пригладил его костяшками пальцев, пробивающаяся за день щетина оцарапал пальцы. За окном громыхнуло и вспыхнули молнии.

***

— Нихрена себе, — протянул Такия, выронив сигарету изо рта, — что с тобой случилось?

Шун пропустил его в дом и направился на кухню. Свистевший чайник, разрывался на плите, пуская клубы пара. Уже намешанный кофе в кружках, ждал инквизиции. Генджи, буравя его спину тяжёлым взглядом, ждал ответа.

Поставив обе кружки на стол и подтолкнув тарелку с бутербродами королю, Идзаки приглашающе кивнул на стул. Такия уселся на предложенное место, не отводя взгляда.

— Это часть моего плана.

— Какого, ёб твою мать, плана? Сдохнуть до выпускного?

— Не тронь мать, — осклабился Идзаки и тут же выругался, рассечённая губа начала кровоточить.

Такия посмотрел на него, как обычно, смотрят родители на непослушных детей, как обычно, на него самого смотрит Хидео, и покачал головой.

— Нам нужно привлекать народ для войны с Хосеном, — пожал плечами Идзаки.

— Ааа, это ты устраиваешь конкурс «Кто меня сильнее уделает, тот вступит в GPS»?

Идзаки флегматично жевал бутерброд и помешивал кофе в кружке, звеня ложкой о пузатые керамические бока. Такия терпеливо ждал вразумительного ответа, долго ждал.

— Дай сюда, — гаркнул Генджи, выхватывая ложку и отшвыривая её в раковину, — а теперь рассказывай.

— Не буду я тебе ничего рассказывать, узнаешь, когда придёт время. Доверься мне.

— Ты меня поражаешь. Ты, конечно, сказал, что сделаешь всё сам, но я представлял это немного по-другому, — мрачно заявил Такия отпивая из кружки, — дома мне проблем не хватает, ты решил подкинуть в Судзуране.

— Опять с отцом территорию делите?

Генджи помрачнел ещё больше, заковыристо выругался и в два укуса съел бутерброд. Залил всё остатками кофе.

— Достал уже со своими шлюхами и загонами о клане. Всё я не достоин перенять у него дела, старый хрыч.

— И сдался тебе этот клан, — пожал плечами Идзаки.

— И сдались тебе эти письма бабули, — отзеркалил Такия.

Шун криво ухмыльнулся и поднял руки в знак перемирия в споре. Генджи перевёл взгляд на кипу бумаг в коробке на подоконнике:

— Эти?

— Да.

Протянув руку, Генджи выудил письмо наугад и принялся читать.

 

Мой милый, я давно тебе не писала, у меня совсем не было времени.  Я знаю, что это плохое оправдание, и ты можешь подумать, что я тебя забыла. Но нет, это совершенно не так. 

Просто у меня действительно нет ни одной свободной минутки. И ты, надеюсь, понимаешь меня. Я уверена, что ты понимаешь и не сердишься, так как ты сам, я уверена, занят точно также, а может быть даже и больше, ведь на мое прошлое письмо ты так и не ответил. Но я понимаю, что жизнь в новом городе, учеба – не оставляют тебе ни минуты для себя, поэтому я не обижаюсь. Зато у меня выдался свободный день и пишу тебе это письмо.  

Сначала я хотела бы тебе сказать, что давно не помнила такого жаркого лета, стоит только выйти на улицу, как вся одежда моментально становится мокрой. Мы даже с моими подопечными гуляем только по вечерам. Ах да, ты же не знаешь, я нашла себе работу. То есть это не работа, конечно… Я просто устроилась помощницей в один приют для стариков, которые остались совсем одни после войны. 

Не думала, что такое возможно, чтобы у человека совсем никого-никого не было. Но оказывается такое бывает. Есть те, кто потерял всю свою семью. Это так печально.  Я прихожу к ним два раза в неделю. Читаю им газеты, играю с ними в го, в лото. Мы ходим на прогулки в ближайший храм. Ты знаешь, я сначала думала, что не справлюсь, что будет очень тяжело: эти люди пережили столько горя. Но знаешь, они такие добрые, так мужественно переносят случившееся с ними, стараются говорить только о хорошем. И, кажется, очень рады мне.  Нет, ты не подумай, я не хвастаюсь, я не одна к ним хожу, и они рады не только мне. Но там есть одна старушка, ее зовут Шизука сан, она так хорошо ко мне относится, всегда угощает мочи, уж не знаю, где она их достает. Она говорит, что я похожу на ее дочь, когда та была совсем молоденькой. Ее звали Нанами-сан, бедняжка погибла вместе со всей своей семьей во время бомбардировок Токио. 

Когда она рассказала мне об этом, я не выдержала и расплакалась, мне было так жалко бедную Шизуку-сан, и ее дочку и всю семью. Я подумала, как это ужасно остаться совсем одной, лишиться всех, кого любишь. Но Шизука-сан стала утешать меня. Она сказала, что мы должны быть мужественны перед лицом испытаний, что у каждого свой путь, который он должен пройти до конца. Мне стало так стыдно, что я распустила нюни и вместо того, чтобы поддержать несчастную Шизуку-сан, заставляю ее утешать меня. Я такая эгоистка. Мне до сих пор так стыдно.  

Ой, сколько я написала, надеюсь я не очень тебя утомила этой историей. Я понимаю, что для тебя, наверное, это все не очень интересно, ведь в твоей жизни я уверена, происходит очень много важных вещей и ты занят более серьезными делами. Но, я знаю, что ты очень добрый и уверена, что ты бы в отличии от меня смог бы найти правильные слова, чтобы поддержать эту бедную женщину. На самом деле я просто хотела тебе рассказать, что хоть я и не стала медсестрой, но все же стараюсь помогать другим людям. Мне так даже больше нравится, знаешь. Менять повязки, приносить таблетки — это, конечно, очень нужное дело, но мне кажется, что очень важно помогать тем, у кого болит душа и никакими таблетками и каплями это не вылечить. Как ты думаешь? Мне действительно хочется знать твое мнение, ты же знаешь, как я его ценю.  Ты самый умный из всех, кого я знаю. Даже умнее Сатоши-сенсея, и Мегуми-сана. Кстати, ты знаешь, что он больше не работает бухгалтером в своей фирме и больше не председатель нашей коммуны. Он ушел на пенсию, и они с женой уехали в Цукубу. Будут жить там у моря.  Зачем ехать так далеко, у нас же тоже есть море… ой, я опять отвлеклась.  Так вот. Как ты думаешь, неужели я действительно занимаюсь ерундой? Потому что папа говорит, что я трачу слишком много своего времени на чужих людей, что мне пора подумать о моей собственной жизни. Не знаю, что он имеет ввиду. 

Разве моя работа в магазине, моя помощь в приюте, праздник, который я помогала устраивать в храме — разве это не моя жизнь? 

По крайней мере я всем довольна и счастлива. Конечно, я бы очень хотела, чтобы ты приехал к нам в гости хотя бы ненадолго. 

Мы бы могли с тобой наговориться как следует. Есть столько всего, что я хотела бы тебе рассказать. Ты бы снова сказал, что я ужасная болтушка и рассмеялся. Но необидно, а так как ты умеешь, и я бы засмеялась в ответ. 

И я бы познакомила тебя с Шизукой-сан, уверена, она бы тебе понравилась.  Ах, как я была бы счастлива, если бы ты смог приехать к нам. Помнишь, как на каникулы приезжала Идзуми-сан. Приезжала из самого Токио. И зачем было ехать так далеко, как будто у нас негде учиться… Нет, что ты я вовсе не упрекаю тебя, что ты уехал, только не подумай, пожалуйста. Ты же знаешь, как я люблю ляпнуть, не подумав. Закончу я, пожалуй, пока не написала еще какой-нибудь глупости. Напиши, как ты живешь. 

 

Дочитав письмо, Такия аккуратно сложил его и сунул назад в коробку.

— Ты точно не похож на свою бабушку, — усмехнулся Генджи.

— Тебе откуда знать?

— Не могу себе представить, чтобы ты возился со стариками и устраивал различные праздники.

Идзаки фыркнул в сторону и принялся убирать со стола:

— Конечно, ты у нас в людях разбираешься очень хорошо.

***

Музыка в клубе грохотал ударными, барабанщик самозабвенно взмахивал палочками и выводил безумный ритм для вокалиста. Генджи влил в себя очередной стакан виски и уставился в одну точку. Челюсть болела от удара отца. За каким только хреном Хидео притащился сегодня в клуб?

— Он беспокоится о тебе, а ты ворчишь, как старый пёс, — усмехнулся Усияма.

Генджи не отвечал, думал о словах отца.

«Любви у тебя нет, только злость».

Такия запустил пятерню в распущенные волосы и крепко сжал, боль действовала отрезвляюще. Группа закончила своё выступление и на сцену выпорхнула Айзава. Тонкая хрупкая, блестящие глаза в свете софитов, блуждали по танцующим. Лёгкая улыбка тянула губы.

Генджи смотрел на неё считанные доли секунды и отвернулся обратно к бармену:

— Вот скажи мне, что такое любовь?

Усияма непонимающе захлопал глазами, перевёл взгляд на подсевшего клиента и принял его заказ. Такия сидел в ожидании ответа на свой вопрос. Почему-то сейчас казалось, что на него может ответить только этот хиповатый старый перец.

«Кэн-сан мог бы ещё ответить» — мелькнула колючая мысль в голове.

Бармен ловко сливал разноцветные жидкости в бостонский шейкер, Генджи следил за его длинными пальцами, они по паучьи потрошили свежую мяту, меняли стаканы и перебирали барные ложки с длинными ручками.

— Вот я недавно объяснял Идзаки что любовь есть и что она замечательна, — пьяно усмехнулся Генджи, Усияма удивлённо изогнул бровь, но перебивать не решился, — ты не думай там ничего лишнего. Просто у него бабушка умерла, а она всегда ему говорила, что любовь — это прекрасно и что каждый человек в жизни находит свою вторую половину. А после похорон он нашёл её старые письма и выяснил, что любила она вовсе не дедушку, как все думали, а вообще другого парня. Ещё в школьные годы. А отец сегодня сказал, что нет в моём ударе любви, одна только злость и…

— Шеф, налей текилы! — требовательно вклинился хлыщ в кислотно-салатной футболке и свалившимся набок начёсом.

Такия перевёл на него испепеляющий взгляд и злобно рыкнул, парень сдулся как старый шарик.

— Так, о чём это я говорил. Зараза, забыл из-за этого пидараса.

Усияма весело рассмеялся, наблюдая за тем, как Такия напряжённо морщится, словно это соберёт не только мышцы на лице, но и мысли в голове.

— Ты нёс абсолютно несвязанную чушь, при чём тут история Идзаки и твой отец?

Генджи щёлкнул пальцами и отставил новый пустой стакан в сторону:

— Да, точно! Ну вот смотри, совсем недавно я объяснял Шуну, что же всё-таки любовь. Он сейчас из-за этих писем и разбившегося идеала в депрессии. И вроде объяснил, как сам понимаю. А сегодня отец мне заявляет, что нет в моём ударе любви, одна только злость. Что человек без любви это и не человек совсем. Выходит, нет во мне любви и её понимания? Выходит, я и другу своему помочь не могу из-за этого? Вот скажи мне что такое любовь?

Усияма смотрел на него облокотившись о барную стойку и устроив подбородок на своих раскрытых ладонях. Айзава допела одну песню и тут же включилась следующая композиция. Заунывная, как мартовские вопли котов и печальная, как холодная могильная плита.

— У каждого своё понятие любви, — пробормотал Усияма после раздумий, — и моё может совсем не устроить тебя или Шуна.

Генджи быстро закивал:

— Хорошо, что для тебя любовь?

— Для меня, это смех моей дочери и жены, моя работа здесь, возможность делать людей счастливыми, слушая их бредовые и путанные истории. Даже, когда ты, сын моего босса, улыбаешься и то на сердце теплее становится. Правда такой подарок бывает крайне редко от тебя.

Такия хмыкнул и медленно кивнул.

— Но одно могу сказать точно: вы ребятки ещё очень-очень молоды и пока есть возможность вы должны набивать шишки. Вы ещё встретите тех людей с кем связаны красной нитью или же поймёте свою связь с уже присутствующим в вашей жизни людьми. У вас всё впереди!

Усияма щёлкнул Генджи по кончику носа, заставляя облегчённо рассмеяться.

— Убедил старый лис, — пробормотал Генджи и встал со своего стула, — ладно, пойду я. Устал как собака.

— На, прихвати за счёт заведения, пригодиться судя по количеству выпитого, — расхохотался Усияма, ставя перед ним бутылку воды.

***

Такия вынырнул из тени переулка на освещённую улицу, ярко-розовые и красные вывески призывно манили в тёмные провалы дверей. Девицы возле входов мило улыбались и манили пальчиками. Какая-то мутная тяжесть кутала голову.

Выудив сигарету из пачки, он попытался прикурить, но зажигалка предательски плюнула остатками топлива. Не успев выругаться Генджи, вздрогнул от вспыхнувшего перед лицом огонька. Переведя растерянный взгляд, он наткнулся взглядом на парня своего же возраста.

Прикурив, Такия легко кивнул:

— Извините.

Парень напротив, чуть улыбнулся, но с места не сдвинулся. Продолжал рассматривать его, протянул ему зажигалку:

— Пригодиться.

Генджи медленно протянул руку и взял зажигалку из чужих холодных пальцев, снова неловко качнул головой.

— Спасибо.

Неловкое молчание и разглядывание продолжались ещё пару секунд, парень коротко выдохнул и направился дальше. Такия остался стоять на месте, сжимая в кулаке полученную зажигалку. Сквозь шум людной улицы, ветер донёс звуки проезжавшей где-то неподалёку скорой.

***

Больничный коридор казался нескончаемым. С каждым шагом сердце всё больнее и больнее сжималось, лёгкие отказывались качать воздух в полную силу, а колени предательски дрожали.

Такия проходил мимо людей отца, стоявших по обе стороны коридора, словно сторожевые псы. Всё казалось каким-то дешёвым драматичным фильмом, на который ты идёшь только ради девушки, чтобы не выслушивать жалобы на свою бесчувственность.

Войдя в палату, Генджи столкнулся взглядом с Маэдой и невольно вздрогнул. Никогда помощник отца не был таким потерянным. Пройдя к больничной койке, Такия медленно выдохнул.

Генджи понял, что любовь – это разрывающееся от боли сердце.

Глава 7. Белая армия или авантюра года.

Глава 7. Белая армия или авантюра года.

Белые волны ударили разом, со всех сторон. Такия задержал дыхание и выбросил вперёд сжатый кулак, чужой нос привычно хрустнул и просел под костяшками пальцев. Хосеновцы ринулись в разные стороны, чтобы снова накинуться на него, попытаться утащить его на дно и уже там забить пыльными ботинками.

Бескрайнее бушующее белое море, шумело вокруг, выплёвывало ругательства и проклятия. Бритоголовые клялись размазать его, свернуть ему шею, уничтожить, а затем пойти в Судзуран и переломать крылья всему воронью.

Генджи методично бил, разбивал искривлённые в проклятиях лица, ломал руки, хватающие за шею, сбивал с ног. Пробивал себе путь — вперёд, к самой верхушке.

Сквозь крики, Такия услышал шаги. Отчётливый марш, звучащий набатом, надвигающейся неизбежностью. Хосеновцы отступили, хлынули назад к своим генералам.

Вороньё приближалось.

***

Путь на крышу оказался долгим. Проходя каждый этаж, Генджи терялся в сомнениях правильно ли поступает, что оставляет своих генералов. И каждый раз, подгоняемый Серидзавой, шёл дальше.

Узкая лестница давалась с трудом, Кумакири со своими людьми почти играючи смёл их вниз, а потом пришлось отвоёвывать каждую ступеньку. Но Миками остановились на ней и, впервые на памяти Такии, говорили серьёзно и жёстко:

— Мы их задержим.

— Генджи, вперёд!

В коридоре второго этажа, Макисе молчаливо хлопнул Такию по плечу и отрывисто гаркнул, врываясь в переполненный класс:

— Вперёд, Генджи!

На третьем этаже Чута с рёвом бросился в гущу бритоголовых и стал прорубаться сквозь их ряды, как нож сквозь растопленное масло:

— Так вот вы где.

С другой стороны, с такими же воплями, пробивались ученики Е класса, пробивались на помощь к своему бывшему командиру. Токаджи криво ухмыльнулся и отпихнул очередного хосеновца от Генджи. Бросил едва уловимый, абсолютно незлобный, взгляд через плечо и заверил.

— Такия, иди наверх, я присмотрю за порядком. Ну чего встал?!

На четвёртом этаже заваленный выход на крышу и потерянное время. Здесь остался Токио, счастливо улыбнулся на прощание и растворился среди светлых хосеновцев в своей белой рубашке.

— Я рад, что дерусь за тебя! — гаркнул Идзаки и остался на этом же этаже.

На лестнице, ведущей на крышу, застыл Урашибара. Высокий, худой и взлохмаченный, но при этом слишком целый.

— Такия иди наверх, я с ним сам разберусь, — спокойно пробормотал Тамао.

Генджи коротко хмыкнул и вылетел на крышу, обдуваемую всеми ветрами. Король Хосена ждал его.

Такия качнулся в сторону, от летящего в лицо кулака и хищно оскалился. Наруми бил из последних сил, отчаянно. Так, чтобы уничтожить, раз и навсегда. Генджи лишь хрипло каркающе рассмеялся, по-другому уже и не мог. Разбитые губы растягивались в кровавой ухмылке, слюна вязким комом стояла в глотке. Сплюнув на коричневую крышу белой школы, Генджи двинулся вперёд.

***

В Хосене наступила тишина. Поверженная белая армия и её генералы медленно приходила в себе, с крыши уже не звучали отчаянные крики и удары. Судзурановцы уверенно тянулись к выходу.

Во дворе, под напором разгулявшегося ветра носилась пыль спортивной площадки. Ветер остервенело трепал полы чёрных пиджаков, разодранных и перепачканных в пылу драки. Холодил взмокшую кожу и выстуживал кровоточащие раны.

Генджи и Тамао появились в распахнутых дверях, под общий радостный гвалт воронья. Наконец-то всё пришло в норму.

***

Тамао плюхнулся на мягкий диван между Токио и Генджи, протяжно застонал, вытягивая ноги вперёд:

— Больше никаких войн. Никогда.

Тацукава заливисто рассмеялся, фокусируя уже пьяный взгляд. Токаджи снова заёрзал на противоположном диване, пытаясь найти удобную позу. Макисе рядом с ним пыхтел с влажной салфеткой, стараясь пристроить её над разбитой бровью.

Пьянка плавно перетекала из одной стадии в другую. Куда-то смылись Миками с двумя красотками, следом за ними пропал Идзаки и вернулся встрёпанным и недовольным, со свежими ссадинами на костяшках. Вернулся и стал методично спиваться в одиночестве, на отдельном кресле.

— Маки! — звонкий голосок Кёко прорвался сквозь басы музыки.

Такаши неуверенно встал на ноги, только и успел раскинуть руки, чтобы поймать подбежавшую девушку. Непонимающе захлопал уцелевшим глазом.

— Во что вы опять ввязались? — холодно поинтересовалась Айзава, подошедшая следом.

Такия поднял на неё взгляд, но Рука на него не смотрела, демонстративно глядела в сторону.

— Хосен, — коротко оповестил Такия и плеснул себе в стакан колы.

— Рука-чан, у вас в гримёрке не найдётся аптечки? — Кёко крутила голову Макисе в скудном свете софита, стараясь определить ущерб.

— Найдётся, — усмехнулась Айзава и резко развернувшись, нырнула в толпу танцующих.

Кёко потянула Такаши за руку, оттаскивая от компании. Пообещала и их подлечить.

— Вот это любовь, — усмехнулся Токаджи в стакан, глядя им вслед, — а главное кому так фартануло? Макисе.

— И что? Он хороший парень, — рассмеялся Чута, Юджи только примирительно вскинул руки, соглашаясь.

— Да уж, горилла заслуживает этого, — кивнул Такия.

— А чего это Рука в твою сторону даже не дышит? — Тамао толкнул Генджи под рёбра и весело подмигнул.

— Поругались, — отчеканил Такия.

— В очередной раз, — добавил Тамура, но поймав тяжёлый взгляд лидера, предпочёл пробулькать продолжение фразы в стакан.

— Никак не могу понять, как вести себя рядом с ней, то всё хорошо, то всё катится к чёртовой матери, — пробормотал Генджи.

— А ты обратись за помощью к Токаджи, — пожал плечами Тамао, — ты тут не хмыкай, не надо, он мастер по копошению в мозгах.

Юджи пьяно хихикнул в стакан и попытался сесть прямо, но быстро бросил эту затею и просто отсалютовал удивлённому Генджи. Появились Миками, с обклеенным пластырями Макисе, и аптечкой.

— Мать психиатр, отец эзотерик, а я псих с паршивой кармой. В итоге за время проживания под контролем и присмотром таких непростых личностей я кое-чему научился. Не то чтобы мне это как-то помогало в жизни, учитывая с какой компанией я вожусь. И в твоём случае, могу сказать, что это любовь.

В, как нельзя кстати, наступившей тишине между композициями, из тёмного угла послышалось отчётливое рычание. Идзаки взвился из своего кресла и грохнул пустым стаканом по столешнице.

— Как же вы задолбали со своей любовь, сколько можно уже? Только и крякаете об этом на перебой.

GPS молчаливо уткнулись в стаканы, многозначительно переглядываясь, генералы Серидзавы захлопали глазами, пристально рассматривая злого Идзаки. Тамао шумно хлебнул и ткнул пальцем в его сторону.

— И частенько твоего генерала так подклинивает?

— В последнее время чаще чем хотелось бы, — пожал плечами Генджи и подмигнул Токаджи, — хочешь сказать это тоже любовь?

Юджи медленно встал с места и потянулся, выудил со стола полный стакан колы и криво ухмыльнулся:

— Во-первых, это его сучий характер, а во-вторых, да. Любовь, только скорее несчастная.

— Завали хлебало, — отчеканил Идзаки.

— Не кипятись, — подал голос Макисе.

— А ты не лезь, а не то птичке снова придётся хлопотать над твоей физиономией.

Токаджи самодовольно ухмыльнулся:

— О да, судя по твоей перекошенной морде я наступил тебе на больную мозоль.

Официантка, подошедшая к их столику, принялась собирать пустые стаканы, но обратив внимание на напряжённые взгляды, быстро смылась. С соседних диванчиков и кресел на них с интересом поглядывали. Репутация у судзурановцев была не из самых лучших, а уж во время их заварушек никто не хотел попадать под горячие кулаки.

— В силу своей отбитости, вы всё готовы списать на любовь, чтобы вообще никаких решений не принимать. Только и говорите все о любви да о судьбе. Брехня всё это.

— Потому что только эта брехня и помогает многим держаться на плаву. Но какой смысл рассуждать об этом на пьяную голову, да ещё и с тобой.

Генералы наблюдали за перепалкой со своих мест, готовые в любой момент броситься разнимать их. Драки у Токаджи и Идзаки всегда начинались со словесных перепалок, а разнять их потом всегда бывало чертовски трудно.

— Какой ты весь из себя умный, — злобно выплюнул Шун, обходя стол, — аж смотреть противно. Откуда ты такой прошаренный, а мордастый?

— Шун, — предупреждающе зашипел Такия, но на него не обратили внимания.

— Как быстро ты мне диагноз впаял. Так красиво о любви заливаешь, а тебя то хоть кто-то когда-то любил, мордастый?

Идзаки подошёл вплотную и ощутимо стукнул его в плечо, на лице у него читалась озлобленность и чувство торжества. Юджи на секунду замер и прикрыл глаза, одним махом влил в себя оставшееся содержимое стакана и криво ухмыльнулся, делая шаг назад.

— А знаешь блонда, я не поведусь на твою провокацию. Бить тебе морду себе дороже, да и настроение не то. Не стану я с тобой драться.

Токаджи развернулся и лениво направился к своему месту. У Идзаки были другие планы на окончание разговора.

— А может дело в другом? Может ты втюрился в кого-то из нас, да только признавать этого не хочешь или тебя уже послали? Ну да ты не расстраивайся, подумаешь мордой не вышел…

— Или стану, — пробормотал Юджи.

Всё последовавшее после показалось делом секунды. Токаджи молниеносно развернулся и влепил кулак в лицо Шуну, тот отлетел назад, и запнувшись о чьи-то ноги, свалился на пол. Серидзава перехватил Юджи и начал отпихивать его назад, Макисе и Чута подскочили с мест, и перегнувшись через стол, принялись вытягивать Идзаки. Токио глупо хлопал глазками, а Миками рассыпались в извинениях перед посетителями клуба и не переставая кланялись всем вокруг. Генджи медленно встал.

— Вот тебе и перемирие. А я всё ждал, когда ты это сделаешь, — улыбнулся Такия, похлопывая Токаджи по плечу.

Идзаки злобно сверлил его тяжёлым взглядом, сидя на полу. Отмахнувшись от слишком заботливых Чуты и Макисе, он стащил со стола стакан и не торопясь цедил виски с колой. Кубик льда из стакана, он пристроил к рассечённой губе.

— А тебя я предупреждал, — спокойно проговорил Генджи, останавливаясь возле Шуна.

Генералы выжидающе смотрели на короля. Идзаки криво ухмыльнулся и оттопырил средний палец, поднялся на ноги, едва покачиваясь, и удалился. Такия чуть улыбнулся и развёл руки:

— Чего вы такие серьёзные? Перемирие и пьянку ещё никто не отменял! Веселье продолжается, а я пойду займусь вопросами любви всей своей жизни.

***

  Выжигающая полоса солнечного света стелилась по кровати, прожигала грудь и голову. Застонав, Идзаки пошевелился и попытался открыть глаза, боль в голове ржавыми шурупами вкрутилась в виски.

— Твою ма-а-ать, — застонал Шун.

Слева послышался сухой смех, а следом кашель:

— Меньше бухать надо.

Идзаки медленно повернул голову от солнца к неизвестному соседу. Токаджи лежал в такой же напряжённой позе: сгиб локтя прикрывал глаза от солнца, одна нога согнута в колене, дышал он максимально медленно.

— Алкаш несчастный. Ты мне ещё спасибо скажешь.

Шун прищурился и предпринял отчаянную попытку оторвать голову от подушки, но комната закружилась в сумасшедшей пляске, ком в пищеводе предупреждающе направился в горло. Глубоко вдохнув, Шун лёг назад и снова закрыл глаза, облизнувшись тихо выругался.

Токаджи снова рассмеялся, зашуршал чем-то. Идзаки уловил знакомый звук разрываемого блистера и открывающуюся бутылку.

— Давай лапу, — Юджи кинул ему в ладонь таблетку и всучил воду.

Стараясь максимально не отрывать голову от подушки, Шун выпил таблетку и постарался расслабиться, Токаджи рядом с ним всё крутился и никак не мог улечься.

— Прекрати скакать на кровати, это тебе не батут.

— Прекрати орать, что любви не существует и доставать всех вокруг себя.

Идзаки вздохнул, потёр переносицу кончиками пальцев, снова вздохнул.

— И не пыхти так будто на тебе тяжесть вселенского масштаба.

Повисла тишина, Юджи всё крутился, Шун терпеливо качался на волнах матраса, желание скинуть его с кровати усиливалось с каждой минутой. Солнце всё продолжало выжаривать голову, но теперь уже открывались глаза, да и тепло казалось приятным, из окна доносился шум машин и крики ребятни.

Не выдержав тряски, Шун скатился с кровати и уселся на полу. Вытянул ноги вперёд и прислонился затылком к кровати, думать совсем не хотелось, туман в голове наконец стал рассеиваться, тошнота отступила. Юджи всё крутился и крутился на кровати, схватив освободившуюся подушку Шуна, улёгся поперёк кровати и сунул её себе под поясницу. Головой свесился с края кровати, весь мир перевернулся перед глазами.

— Тебе удобно? — усмехнулся Шун.

— Не смешно, блонда. Я вчера с лестницы хлопнулся и зад себе отбил, так что мне сейчас неудобно по определению.

— А ведь я говорил, чтобы ты с задом был поаккуратнее, — расхохотался Идзаки.

— Так… в смысле?

— Во всех смыслах, мордастый. Нам теперь пакт с Хосеном новый писать. А потом ещё и правки в устав вносить.

Токаджи издал душераздирающий вопль, медленно перешедший в скулёж дворового пса. Закрыв глаза руками, он продолжил хныкать. Идзаки терпеливо ждал. Юджи отвёл руки от лица, но глаз не открывал, дышал глубоко и часто. Распахнув глаза, он резко развернулся к Шуну, щёки его заливал лихорадочный румянец.

— Идзаки, а давай так, я выполню любое твоё желание, а пакт с Хосеном ты напишешь самостоятельно?

Шун задумчиво почесал подбородок с намечающейся тёмной щетиной и уставился в потолок. Предложение было заманчивым. Токаджи в ожидание ответа сверлил его взглядом.

— Окей. Ты поможешь найти мне одного человечка.

Юджи вздрогнул и закатил глаза:

— Любовь всей твоей жизни?

— Ещё одно слово о любви и писать пакт будешь самостоятельно.

— Ладно-ладно, — примирительно поднял руки Юджи и усмехнулся, — кого искать будем?

— Таинственного парня из писем моей бабки.

Глаза Токаджи медленно округлились, он открывал и закрывал рот, словно рыба, выброшенная на берег. Казалось, что даже волосы у него на голове встали дыбом.

— Твою мать! Ты совсем ёбнулся?

— Не хочешь – не помогай.

Идзаки встал с пола и подошёл к шкафу, распахнув дверцы начал копошиться на полках. Схватив брюки и футболку, вышел из комнаты. Токаджи остался лежать на кровати, свисая головой вниз, вперившись тяжёлым взглядом в захлопнувшуюся дверь. Идзаки вернулся минут через пять уже в домашних вещах, ещё более растрёпанный.

— Хорошо, — сухо подтвердил Юджи, вставая и потягиваясь, — но только после того, как ты мне объяснишь зачем тебе это всё.

***

— Я хочу отдать эти письма тому, кому они предназначались.

Идзаки разродился объяснениями только спустившись в кухню. Растворимый кофе плавал тающими песчинками по поверхности воды и усыплял своим медленным танцем. Юджи душераздирающе зевнул и оторвал взгляд от содержимого кружки. Уставился на лихорадочно сверкающего глазами Идзаки.

— У тебя сейчас взгляд такой же, бешенный как у Миками, когда они что-то задумывают, — пробормотал Юджи, — а это значит, что я тебя отговорить от этой затеи не смогу.

— И никто не сможет.

Токаджи устало вздохнул и принялся перебирать кончиками пальцев конверты, уложенные в коробку. Сбоку от них торчали корешки ежедневников.

— В этой коробке все её письма ему, ни на одно письмо ответа нет, они все возвращались назад как невостребованные. Прочти сначала это, — пробормотал Шун, вытягивая из-под его пальцев один из конвертов.

Юджи замешкался на пару секунд, раздумывая над тем, во что же он всё-таки вляпывается. Ещё пару дней назад он бы и представить себе не мог, что можно вот так запросто оказаться на кухне у своего злейшего врага, пить с ним кофе и ввязываться в самую глупую авантюру. А главное делать это всё по собственной воле.

Токаджи повертел в руках плотный конверт, подписанный аккуратным мелким почерком. Адрес получателя в Токио, специальный район Эдогава, а вот фамилии и имени получателя на конверте не было.

Вытряхнув письмо из конверта, Юджи принялся читать. Тонкий пожелтевший от времени лист бумаги, казался невесомым в руках. Через распахнутое окно врывался ветер, тёплыми волнами обдавал шею и руки, правый рукав рубашки всё пытался развернуться и сползти вниз от локтя.

Дочитав письмо, явно первое в череде многих, Юджи отвернулся к окну, на душе скребли кошки.

«Ну и вляпался же я в дерьмо».

По аккуратно остриженному газону двора скакали воробьи, маленькие пернатые птички щебетали и, смешно расставляя крылышки, бегали под солнцем. Шун наблюдал за Токаджи, пока тот читал письмо, как он рассеянно водил кончиками пальцев по обратной стороне бумаги. Теперь смотря в окно, он слегка улыбался, прищурившись наблюдал за беготнёй воробьёв и, кажется, совсем не собирался что-либо говорить.

— А ведь раньше даже любили по-другому, — пробормотал Токаджи, не отворачиваясь от окна.

Идзаки откинулся на спинку стула и глухо рассмеялся:

— Нет, мордастый, во все времена любят одинаково. Просто тогда любили, а сейчас большинство находится в поиске красоты, которую можно грубо трахнуть и забыть.

Юджи медленно повернулся и сфокусировал взгляд на его лице, столкнулся с его тёмно-карими, почти чёрными глазами. Выдержал тяжёлый взгляд, дождался, когда Идзаки сам моргнёт и отвернётся. В его словах была правда. Горькая правда, выученная опытом. Юджи тяжело сглотнул и машинально покрутил письмо в своих руках. Сунул его назад в конверт.

— Так что ты выбираешь? Письма или пакт с Хосеном? — усмехнулся Идзаки.

— Пока я выбираю отдых, — махнул рукой Токаджи, вставая со стула и направляясь в коридор, добавил уже в дверях, — и тебе советую отдохнуть, написать новый пакт это тебе не спиваться в баре по несчастной любви.

Глава 8. Новый мир.

Глава 8. Новый мир.

Генджи плюхнулся за столик к судзурановцам, в кафе было шумно, посетители переговаривались друг с другом, официанты сновали между столиками, принимая и разнося заказы клиентам. Судзурановцы переговаривались на удивление тихо, что-то увлечённо обсуждали. Идзаки то и дело тыкал в очередную строчку в тетради, раскрытую посреди столика, между кружками чая и кофе. Каждый раз выбранная строка вызывала обсуждение или хотя бы единогласные кивки остальных.

— Пакт? — уточнил Такия.

Все синхронно кивнули.

Токаджи подошедший к столику, заученным жестом всучил своему королю меню кафе и поинтересовался готов ли тот сразу сделать заказ.

— Ты тут работаешь?

— Нет, просто распугиваю клиентов своим унылом ебалом, — съязвил Токаджи.

— Это ты можешь, — заржал Идзаки.

— Захлопнись, а то плюну тебе в пиво.

Генджи криво ухмыльнулся и протянул меню обратно:

— Мне кофе, такой же чёрный, как твоя душа, и сладкий, как характер у Идзаки.

Токаджи хищно осклабился, запихивая маленький блокнот для заказов в карман фартука:

— Понял, кофе с перцем. Хороший заказ.

— Серидзава ты глянь, как спелись два урода, — возмутился Шун, закрывая тетрадь.

— Ну, хочешь, мы тоже с тобой дуэтом споём, — лукаво подмигнул Тамао.

Судзурановцы взорвались дружным хохотом.

Токаджи, вернувшийся через минуту, выставил на стол кружку. Тут же разнёсся аромат кофе, Генджи радостно хлопнул ладонью по столу и пригубил.

— Это что такое?

— Кофе с перцем, — ухмыльнулся Юджи, — как ты и просил.

Генджи ещё раз глотнул из кружки и довольно облизнулся:

— Вкусно.

Вошедший в кафе мужчина прошёл к их столику и оглядев парней, кивнул Такие:

— Генджи нужно ехать, Хидео-сан только что звонил.

— Маэда, ты смерти моей хочешь? Я только зад опустил и кофе получил.

— Что поделать, дела клана не ждут.

Генджи тихо выругался, заворчал как уличный пёс:

— Ты забыл сказать, что я сам рвался на это место.

Маэда только мягко улыбнулся, приподняв брови и разводя руки в сторону.

— Меня подкинете? — поинтересовался Шун.

— Поехали, — кивнул Такия, направляясь за Маэдой.

Идзаки вылез из-за стола, оттоптав ноги Макисе и направился за ними.

— А кто интересно твой кофе оплатит? — бросил ему вслед Токио.

— Мой партнёр по пению.

Серидзава поднял ему вслед руку с оттопыренным средним пальцем.

***

Машина легко влилась в поток, таких же железных лошадок, как и она сама. Небольшие, удобные при парковке в городской среде, машинки всех цветов радуги, окружили чёрный мерседес со всех сторон. Маэда, сидевший на переднем пассажирском месте, тихо переговаривался с водителем. Молодой улыбчивый парнишка, поглядывал в зеркало заднего вида, но каждый раз встречаясь с Идзаки взглядом отводил глаза.

Генджи заметив такие гляделки только качнул головой:

«Надеюсь из-за роковой красотки Судзурана я не попаду в глупую аварию».

Идзаки выудив телефон что-то печатала в сообщениях. Закончив, сунул его назад в карман:

— Как отец себя чувствует?

— Как видишь, даже лёжа на больничной койке раздаёт указания, — пробормотал Генджи, — признаться честно, я ощущаю себя его ногами и руками.

— Это хорошая практика для тебя, как для того, кто хочет занять его место.

— Я не думал, что это будет так происходить.

Шун понимающе кивнул и хлопнул его по плечу:

— Клюв по ветру!

Такия усмехнулся и выудил у Идзаки из рук тетрадь с пактом. Первые страницы уже покрылись пометками, что-то было вычеркнуто, где-то на полях коряво красовались приписки рукой Серидзавы и мелким почерком Тацукавы. Впрочем, почти всё написанное Токио было размашисто вычеркнуто.

— Хорошо, что эта орава не свалила всю работу с пактом на тебя.

— Тамао проявляет чудеса дружелюбия и поддержки.

— Чего не сказать обо мне. Я со своими делами совсем забыл, что обещал помочь тебе с письмами бабушки, — виновато пробормотал Генджи.

— Не парься, я нашёл человека, который с этим мне поможет, — рассмеялся Шун.

— И кто же?

— Не поверишь если я скажу.

— Твой партнёр по пению? — съязвил Такия, припоминая шутку Тамао в кафе.

Идзаки расхохотался, запрокинув голову назад, отсмеявшись отвесил королю подзатыльник и отобрал назад тетрадь:

— Мордастый.

Генджи захлопал глазами, недоверчиво приложил руку ко лбу Идзаки, потом ущипнул себя за руку.

— Бедный Токаджи, похоже у него действительно паршивая карма, раз его из раза в раз судьба сталкивает с тобой. Чем ты ему угрожал?

Идзаки отвесил ему ещё один подзатыльник:

— Эй, я просто сделал ему выгодное предложение. Я пишу пакт, а он помогает мне найти таинственного парня из писем. И, между прочим, я свою работу делаю, а он ещё даже не начинал.

Машина вильнула в сторону, объезжая люк. На перекрёстке свернули налево, не останавливаясь влились в новый поток. Водитель снова стрельнул глазами, через зеркало. Идзаки, высунулся между передними сиденьями и слегка улыбнулся.

— Меня можно выкинуть где-нибудь здесь.

— Может всё-таки возле метро или ещё где? — услужливо поинтересовался водитель.

— Нет-нет, здесь будет как нельзя лучше, — очаровательно улыбнулся Идзаки, — Маэда-сан, спасибо за возможность прокатиться с вами.

Такия покачал головой, Маэда коротко кивнул, а водитель с сожалением свернул к парковке.

***

Идзаки злобно выругался и принялся грызть карандаш, что оказалось не самой лучшей идеей. Отплевавшись от слезающей краски, он вновь выругался и кинул инструмент своего труда в сторону. Средний палец ныл от набившейся мозоли. Шея на сквозняке и в неудобной позе жутко затекла и ныла не переставая.

Написать новый пакт с Хосеном оказалось сложнее чем он думал, но больше всего его раздражало, что Токаджи свою часть работы не делал. Коробка с письмами и ежедневниками бабушки одиноко стояла на подоконнике, ожидая своего часа.

«Всё приходится делать самому!»

Неожиданно к голосу матери и отца на первом этаже прибавился ещё один. Не успев расценить обстановку, Шун услышал, как его позвали:

— Сынок, это к тебе!

Спустившись на первый этаж, Идзаки застал родителей уже готовых уходить и только пришедшего Токаджи.

— Что же ты не сказал, что сегодня будут гости, я бы вам приготовила чего-нибудь из своего фирменного.

— Я не планировал, простите, — учтиво поклонившись, пробормотал Юджи.

— Мам, у нас проект по… истории, так что не до еды будет, — отмахнулся Шун, — а вы куда сегодня?

— Презентация проекта, мы ведь говорили тебе ещё пару дней назад, — припомнил отец семейства и потрепав сына по макушке, вышел на улицу.

Мать семейства принялась поправлять волосы у зеркала:

— Шун, в последнее время ты постоянно витаешь в облаках и совсем нас не слушаешь. Отец беспокоится, завтра у нас на эту тему будет серьёзный разговор.

— О Ками-сама, может отправитесь в очередную командировку? — усмехнулся Идзаки.

Мать только покачала головой и уже через порог попрощалась. Закрыв за ней дверь, Шун резко развернулся и припечатал Токаджи тяжёлым взглядом.

— Неужели, кто-то решил наконец заняться делом, о котором мы договаривались две недели назад?

Юджи возмущённо запыхтел:

— Ну извини, я, между прочим, работаю и у меня не так много свободного времени.

— Ну извини, я, между прочим, из-за тебя и твоей своры, оказался без работы и у меня свободного времени теперь навалом, здоровья правда не так много.

Токаджи гневно засопел, но не стал развивать тему избиения Идзаки. Не дождавшись ответа, Шун направился вверх по лестнице, поманив за собой взмахом руки. Юджи взбежав по лестнице вошёл в его спальню и подошёл к столу. Разбросанные тетради и учебники, покрывали всю свободную поверхность. На кровати валялись разбросанные черновики пакта.

— Работа кипит, — рассмеялся Токаджи, — мне нужен стол.

— Нужен — собери тетради, книги и будет тебе стол.

Юджи скептически оглядел его рабочий стол и тихо выругавшись, подхватил коробку с подоконника и вышел из комнаты.

— Куда это?

— На кухню, мне нужен большой стол.

Идзаки собрав всё что касалось пакт направился за ним. Токаджи уже во всю хозяйничал, с деловым видом высыпал все письма из коробки, отложил в сторону дневники. Принялся раскладывать письма на широком обеденном столе.

— В чём смысл? — поинтересовался Идзаки, устраиваясь на самом краю стола, пока тот ещё не оккупировали.

— Их нужно разобрать по дате отправки, чтобы знать, с чего начинать плясать.

Шун удивлённо изогнул брови, но пожав плечами, махнул рукой:

— Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось.

— И не вешало, — хмыкнул Токаджи, возвращаясь к письмам.

Идзаки покачал головой, но отвечать ничего не стал. О том повешенье, за оказанную поддержку Генджи, они никогда не разговаривали. Они вообще мало разговаривали друг с другом до недавнего времени. Главным способом общения у Шуна с Токаджи были мордобои, жестокие и беспринципные.

Их нелюбовь друг другу тянулась ещё с первого курса, произошло всё до смешного глупо и нелепо. Не поделили кто из них первым войдёт в главный корпус через боковые двери. Упёрлись словно два барана в узком дверном проёме, столкнулись плечами и каждый не хотел уступать первый шаг в здание.

Ну а дальше всё пошло как по накатанной. Каждая стычка заканчивалась кровавыми соплями, взаимными угрозами и проклятиями. Первый год их растаскивали старшекурсники, потом им это надоело и драки стали доводить их до больничных коек. Драки стали более редкими, а последствия более тяжёлыми.

Так вот разговаривали они крайне редко, но в последнее время, судьба или злой рок, Идзаки ещё не определился что именно, сталкивали их слишком часто. Шун задумчиво оглядел склонившегося над письмами Токаджи. Скажи Шуну кто-нибудь, что его злейший враг будет торчать на его кухне и помогать в весьма деликатном и личном деле, он бы ни за что не поверил. Ещё бы и в морду дал кулаком.

Юджи неожиданно резко повернулся и криво ухмыльнувшись, отчеканил:

— Если уж тебе совсем нечем заняться, кроме как прожигать дыру в моём затылке, то ты можешь обеспечить нас горячим чаем.

Идзаки только скверно ругнулся и демонстративно принялся писать пакт, не забыв показательно оттопырить средний палец. Токаджи едва слышно фыркнул и отвернулся. В очередной раз, погружённого в работу Шуна, Юджи позвал почти через час.

— Эй, блонда.

Идзаки не отрывая взгляда от записей, недовольно скривился:

— Чего тебе мордастый?

— Ты уверен, что все письма бабушки?

Шун рассеянно почесал кончик носа и кивнул, нечаянно мазнул ручкой себе по щеке. Коротко выругался:

— Ну да.

Токаджи задумчиво почесал затылок и хмуро оглядел все письма, разложенные на столе.

— Смотри, она писала по одному письму в неделю. Вот здесь не хватает трёх писем, здесь нет писем почти за четыре месяца.

— Это всё что было в коробке на чердаке.

— А ты все коробки разобрал?

Идзаки поднял взгляд к потолку и снова выругался.

— Значит нет, — усмехнулся Юджи, — идём. Давай-давай, поднимай свой зад и идём на чердак.

— У меня тут работы до жопы. Сам иди.

Юджи фыркнул в сторону и потащил Идзаки вместе со стулом.

— Ладно! Я пойду, хорошо! — заорал Шун, вскакивая с места.

Поднявшись по лестнице, Идзаки щёлкнул выключателем и тяжело вздохнул, справа возвышались неразобранные коробки.

— Капец, тут работы на весь вечер. Опять я этот чёртов пакт не перепишу.

— Хватит ныть, блонда. Займёмся делом.

— Ты слишком оптимистичен. Это бесит, — пробормотал Шун, спуская верхнюю коробку и вскрывая её.

— Тебя всегда что-то бесит, — пробормотал Токаджи, заглядывая в коробку, через его плечо, — это тоже бесит.

Идзаки вздёрнул голову, так что чуть не врезался затылком ему в челюсть:

— Это не единственная коробка, займись другими.

Токаджи заворчал, но отошёл к стене, снял коробку и раскрыл её. Звякнула посуда, завёрнутая в тонкий слой газеты, разорванные обёртки являли миру пузатые фарфоровые бока стаканчиков. Идзаки выпотрошив свою коробку и не отыскав необходимого, закрыл её и отнёс к противоположной стене, где возвышалась другая горка коробок. Токаджи последовал его примеру, сообразив, что там находятся уже отсортированные коробки.

Через полчаса Токаджи устало выругался, затея блондинки уже не казалась такой лёгкой, вообще мысль о поиске этого парня представлялась уже безумной, а главное невыполнимой. Поворчав, он повернулся в сторону Идзаки и замер на месте. Блондинки не было. Юджи закрутил головой в его поисках.

— Блонда?! — ответа не последовало.

Где-то за спиной послышалось шебуршание и кряхтение. Токаджи медленно развернулся, стараясь вспомнить хоть один ужастик, связанный с чердаком, но в голове было пусто, за спиной никого не было. Сквозь маленькое окошко, в конце чердака, тускло светил фонарь, лампочка сиротливо качалась на проводе.

— Это пиздец, как не смешно, блонда, — пробормотал Юджи.

— Согласен, — шепнул над самым ухом Шун.

Токаджи инстинктивно вжал голову в плечи и вскакивая на ноги, выбросил кулак в сторону. Идзаки шарахнулся вниз и шлёпнулся на пол, не удержав равновесия, довольно заржал.

— Ну и рожа у тебя была!

Токаджи пнул его по ноге и прикрыв глаза, глубоко вдохнул, сел на пол спиной к нему:

— Чтоб ты провалился сквозь землю.

Идзаки продолжал хохотать с пола, раскинув руки в стороны, Юджи пнул его повторно, но тоже рассмеялся.

— Ладно, кончай поиски, — прокряхтел Шун, садясь, — я нашёл ещё одну коробку с её вещами, там есть письма.

***

Юджи с трудом разлепил глаза, что-то нещадно давило на пах. Повернув голову влево, он тихо выругался. Идзаки мирно сопел возле его плеча, растрёпанные волосы торчали в разные стороны. Чуть приподнявшись на локтях, Юджи глянул вниз, нога Идзаки бесцеремонно была перекинута через него.

Токаджи свалился назад на подушку и уставился в потолок, повернул голову направо, там валялись письма, тетради с пактом. Идзаки слева недовольно заворчал на движения рядом и постарался придавить его ногой.

— Блонда, проснись.

— Чего, — сонно пробормотал Шун, потирая глаз, но продолжая давить ногой.

— Я тебя умоляю, убери своё копыто с меня, ещё раз так надавишь и я просто позорно уссусь.

Сначала Идзаки довольно заржал и отодвинулся в сторону:

— Ты вообще, что делаешь в моей кровати? Ещё и возмущаешься на меня.

— Не то чтобы я всю жизнь мечтал в ней оказаться, — усмехнулся Юджи и перевернулся на живот, потянулся всем телом.

Идзаки наблюдал за ним из-под полуприкрытых век. С вытянутыми руками и ногами, Токаджи точно вписывался в длину его кровати. Задравшаяся футболка, являла миру бледную поясницу, джинсы провокационно пытались сползти с бёдер. Шун криво ухмыльнулся, заметив на коже тонкий шрам. Такие отметины не были чем-то необычным для судзурановцев, но не таком месте.

— Мордастый, ты что стоп-слово забыл?

— Что за бред с утра пораньше?

Шун бесцеремонно ткнул пальцем ему в спину, не отказал себе в удовольствии после подцепить и дернуть за край джинс кончиком пальца. Спина Юджи за секунду напряглась, он повернул голову в его сторону и бросил тяжёлый взгляд из-под бровей:

— Последствия первой влюблённости. В конце концов, двенадцать лет, время глупостей и экспериментов.

— Ничего себе у тебя эксперименты.

— Деду мои замашки не понравились. Теперь у меня с ним натянутые отношения, мягко говоря, — Юджи скатился с кровати и опять потянулся, хрустнул позвонками.

Идзаки свистнул:

— Ты так просто говоришь об этом.

— Нет не просто, — качнул головой Токаджи и скривился словно от резкой зубной боли, — с тех пор я там ни разу не появился. Дед погонял меня по дому, отходил ремнём, а после сказал, что видеть меня не хочет.

Идзаки наблюдал за ним с кровати:

— И после этого вы убеждаете меня, что любовь — это прекрасно.

Глава 9. Чем заняты твои мысли?

Глава 9. Чем заняты твои мысли?

Первый раз Шун поймал себя, через несколько дней после вечера на чердаке. Мысль казалась жуткой, но одновременно с этим, что-то заунывно потянуло в районе желудка.

Токаджи сидел в его комнате, у окна. Занавеску, которая при каждом порыве ветра полоскалась у него перед лицом, он нетерпеливо обвязал ремнём, который сдёрнул со спинки стула. Когда он это делал, Идзаки конечно возмутился, но результата это не принесло.

Так вот Токаджи обосновался возле окна, устроив коробку с письмами на подоконнике, теперь письма лежали в строгой хронологии, и каждый раз, когда Шун пытался в неё влезть, он получал по рукам, а дополнительно ещё и пинок.

Читая письма, Юджи всегда улыбался, делал он это абсолютно необдуманно и машинально. Увидев это впервые Идзаки хотел что-то съязвить, но в последнюю секунду прикусил язык. Токаджи читал письмо и безостановочно водил подушечкой большого пальца по бумаге, щурился на ярком солнце.

«Эй! Ты что любуешься? Мордастым!» — заверещал внутренний голос и Шун вздрогнул всем телом.

Дочитав письмо, Юджи тихо хмыкнул и выпрямился, прижал голову к одному, потом ко второму плечу. Раздался лёгкий хруст позвонков. Засунув письмо в конверт, он вытянул очередное и принялся читать.

А Идзаки всё смотрел и смотрел. С ужасом понимая, что тянущее чувство никуда не девается.

Так продолжалось неделю и Шун уже благодарил всех божеств за то, что Токаджи приходил не каждый вечер. Но теперь в Судзуране они сталкивались каждый день, объединенные армии гужбанили без остановок. Понемногу все сходились, да что уж там, все сдружились со скоростью самоубийцы летящего с моста.

Миками не отлипали от Идзаки, Такия советовался чаще с Токаджи, чем со своими старыми генералами, Серидзава пару раз навешал Токаджи, за то, что тот чуть не сцепился с Идзаки. Макисе с Чутой по вечерам шатались где-то с близнецами, а Тацукава всеми силами старался помогать Идзаки с пактом.

Сегодня вороньё горланило в караоке-баре. Макисе светился от счастья, как начищенная кастрюля, сегодня праздновался двойной день рождения. Его и Кёко. Они не отлипали друг от друга ни на секунду.

Такия явился с непристойным опозданием, но зато в обнимку с Айзавой, которая добродушно улыбалась, прильнув к его плечу. Миками притащили огромный свёрток, перевязанный алой лентой и идиотским кривым пышным бантом. Свёрток подозрительно напоминал формой член, поэтому разматывать его никто не рисковал. К их великой чести, для Кёко у них был отдельный подарок.

Идзаки снисходительно наблюдал за сей картиной любовной идиллии и молчаливо потягивал колу у барной стойки.

— Блонда, как так! Вокруг столько влюблённых, а ты ещё ни в кого не плюнул ядом?

Идзаки открыл было рот, но промолчал. В последнее время язвить у него не получалось, все колкости из головы выпадали вместе с открытием рта. Он предпочитал списывать это на хроническую усталость и постоянный галдёж вокруг. Остальные предпочитали не обращать на это внимание.

— Сейчас в тебя харкну. Чего тебе, убогий?

Токаджи заржал и махнул бармену, наугад ткнув пальцем в барное меню, он крутанулся на высоком стуле вокруг своей оси.

— Вообще я пришёл по просьбе Генджи. Ну типа, в случае твоего короткого замыкания оказать тебе первую психологическую помощь.

Шун медленно поставил стакан на отполированную поверхность стола и наклонился к нему почти вплотную.

— Иди нахрен.

Юджи опять рассмеялся.

***

Токаджи свалился на кровать следом за Идзаки, потолок перед глазами пустился в медленный танец.

— Вальс, — пробормотал Юджи.

— Надо было меньше бухать, — пьяно улыбнулись в ответ.

Юджи только громче расхохотался и крепко-крепко зажмурился, набрал полные легкие воздуха, как будто собирался прыгать в холодную воду. В комнате пахло книгами, кондиционером от свеже постиранных вещей и постельного белья, немного пылью, а еще пахло Шуном. Его одеколоном и едва уловимо тянуло въевшимся в него сигаретным дымом. Токаджи еще раз глубоко вдохнул и облизнулся.

Перед глазами плыла картина, как Идзаки проводит здесь свои дни, как сидит за письменным столом, низко склонив голову к тетрадям во время письма, как читает книги, устроившись в углу комнаты на раскиданных там подушках. Как просыпается на кровати, где сейчас они валяются вдвоем. Как засыпает. Мысли потекли совсем в другом направлении, фантазия подкинула парочку ярких картинок и Юджи тяжело вздохнул.

— Не спи, — голос Идзаки заставил вынырнуть из тягучих мыслей.

— Я не сплю, — Токаджи облизнул пересохшие губы и улыбнулся в темноту.

— И представлять, как я дрочу в своей собственной постели не вздумай, — словно прочитав его мысли, усмехнулся Шун.

Токаджи ничего не ответил, только открыл глаза и уставился в сторону Шуна:

— Почему ты хочешь отдать письма адресату?

— Знаешь, когда я был маленьким, бабушка рассказывала мне легенду о красной нити...

— …связывающей предназначенных друг другу людей, — перебил Токаджи.

— Да. Прошло столько лет, а она все еще хранила письма. Этот мужчина связан с ней, а она с ним. Она писала ему, но по какой-то причине он не получил ни одного письма. Я чувствую, что должен отдать их ему.

— А что, если это была не ее судьба, а твоя? Представь, придешь к этому мужику, а у него красавица внучка и ты поймешь, что она та самая. Твоя единственная.

Токаджи обиженно нахмурился, когда за его словами последовал пьяный смех.

— Красавица говоришь. Фиговая судьба у этой красавицы, если она связана с геем.

Шун снова расхохотался в темноту. Юджи усмехнулся и снова закрыл глаза:

— Ты не гей, ты просто в дым бухой.

Со стороны послышался чужой вздох, Токаджи ощутил его тепло, горячую ладонь, скользнувшую по груди. Лицо согрело дыхание, губы у Шуна были обветренные и тёплые. Он едва касался его в поцелуе, скользнул кончиком языка по приоткрытым губам. Напоследок прижался сильнее и отстранился. Токаджи лежал с закрытыми глазами и вслушивался в собственное дыхание, в комнате наступила тишина.

— Я... это... пойду лучше, — выдохнул Юджи, резко садясь на кровати.

— Ты это, пойди лучше, — глухо отозвался Шун.

Желудок совершил кульбит, а руки предательски тряхнуло. Юджи напряжённо вгляделся в темноту, резко развернувшись, склонился над Идзаки. Поцеловав его, Токаджи оттолкнулся от кровати и вышел из комнаты.

***

Школа оживлённо гудела, впрочем, так было всегда, когда начинались выпускные бои. Только в этом году проблема была глобальнее, среди третьего курса драки не намечались. Нет, конечно, были отчаянные сорвиголовы, собиравшиеся почесать кулаки об морды друг друга, но генералитет был подозрительно тих и спокоен. Многие среди воронья не верили в долгое перемирие и теперь начинали беспокоиться. 

Идзаки закурил очередную сигарету и оглядел двор, заваленный мусором, с крыши открывался прекрасный вид на безобразные декорации. 

Дверь на крышу открылась с протяжным лязгом.

— И почему никому нет дела, до этой чёртовой двери?

Шун криво ухмыльнулся и затянулся до перехватившего дыхания и заслезившихся глаз.

— Ты же у нас король. Вот и организуй смазку.

Генджи фыркнула сторону и отобрал у него зажигалку, свою он терял с завидной регулярностью. 

— Что у тебя с Токаджи? 

Идзаки напряжённо вытянулся и расправил плечи:

— Что «что у меня с Токаджи»?

— Что у вас с бабулиными письмами?

Идзаки вздохнул, тут же принял расслабленный вид:

— Как по мне, он слишком долго с ними возится. 

Ворона, усевшись на краю крыши, хрипло каркнула и уставилась на них свои чёрными глазками. Довольно расправила крылья и взмыла в полуденное небо. Генджи пристально оглядел генерала, но сказать ничего не успел. Дверь с металлическим стоном опять распахнулась, теперь ещё и грохнув об стену ручкой.

— Такия, я что, по-твоему, ебучий попугай? У тебя сегодня в два встреча с Наруми! А ты на крыше языком чешешь.

— Встреча в два, — лениво отмахнулся Генджи.

— Вот именно, а сейчас десять минут третьего. Тайга уже здесь и его развлекает Серидзава, — Токаджи сунул ему под нос, руку с часами.

Такия страдальчески закатил глаза и затушил окурок о столб, с натянутой сеткой.

— Ты бы с таким же энтузиазмом занимался письмами Идзаки, с каким следишь за моим распорядком дня.

Юджи громко фыркнул ему вслед и выставил оттопыренный средний палец.

— А между прочим, писем осталось совсем немного, завтра думаю закончу, — пробормотал Токаджи, не глядя на Шуна.

— Да неужели ты снизошёл до моей проблемы, — отчеканил Шун.

— Эй, совести у тебя нет. Я, между прочим, неделю отпахал, как лошадь, чтобы все выходные посвятить тебе и твоей проблеме, — рыкнул Юджи и толкнул его в плечо.

Идзаки возмущённо встрепенулся, но отвечать не стал. Дверь на крышу снова с криком отворилась.

***

Отложив книгу и перевернув подгорающий хлеб, Шун скривился, но спасать ситуацию уже не было смысла. Родители, в очередной раз уехав на свои нескончаемые конференции, оставили его в пустом доме. 

— Подумаешь, ничего страшного, — пробормотал он в полной тишине.

Привычка говорит с самим собой появилась как раз на этой неделе, потому что он действительно находился в полном одиночестве. Генджи полностью окунулся в дела клана, а Токаджи, как сам утверждал, не появлялся из-за работы. Шуну хотелось верить в эту причину и больше всего он надеялся, что тот поцелуй не испортит только установившееся перемирие. 

— Пошёл к чёрту, — отчеканил Идзаки, как делал это обычно начиная думать о Токаджи.

— А я думал ты меня ждёшь, — донеслось из-за спины.

Идзаки резко развернулся, сжимая в руке нож. Юджи хитро щурился, но был готов отскочить на случай ножа, пущенного в ход. 

— Как ты вошёл? — прохрипел Шун, севшим голосом.

— Как по маслу, — оскалился Юджи. 

— Я серьёзно, — рыкнул Идзаки, швыряя нож в раковину за спину. 

— Горит, — ухмыльнулся Токаджи, делая шаг вперёд. 

Схватив прихватку, Шун стащил сковородку с плиты и коротко выругался. Коротко, но очень ёмко. В ответ ему только рассмеялись, как оказалось, Юджи довольно часто это делал, хотя по его хмурому и злобному лицу тяжело было в это поверить. 

— Как ты не сдох с голоду до сих пор?

— Я умею готовить, — отмахнулся Шун, — слишком часто остаюсь один.

— Тогда что это за угольки?

— Ты виноват!

— Я отвлекаю тебя? — невинно захлопав глазами, поинтересовался Токаджи. — Или твои мысли заняты чем-то другим?

Идзаки опять выругался и резко обернулся, Юджи успел сократить дистанцию до минимума и теперь стоял в полушаге от него, собравшись с мыслями, Шун злобно выдохнул ему в лицо:

— Мои мысли заняты чёртовыми письмами, тайну которых необходимо разгадать.

Токаджи снова захлопал глазами, только теперь непонимающе. Подняв руки в знак примирения, он отступил.

— Тогда не будем терять времени.

Развернувшись, Юджи выскользнул в прихожую и загрохотал по лестнице вверх, перепрыгивая через ступень. На втором этаже хлопнула дверь в спальню. Шун медленно выдохнул и сел за стол. Звенящая тишина в голове, давила на нервы, запах гари засвербел в носу. Чёртов Токаджи со своими шутками выводил его из равновесия. Идзаки медленно облизнулся и провёл рукой по шее. Встрепенулся, сжимая кулаки. Боль в ладонях подействовала отрезвляюще, оставив следы ногтей на коже.

Встав с места, Шун подошёл к своему горелому шедевру и упёрся руками в столешницу. Спасать сгоревший хлеб не было смысла, похоже на ужин осталась только холодная курица.

Подниматься наверх не было желания. Идзаки снова стало неуютно в обществе Токаджи, теперь, казалось, что тот пьяный поцелуй завершится катастрофой. За прошедшие три недели после драки с Хосеном, они как-то быстро притёрлись и нашли общий язык. Оказалось, что решать проблемы Судзурана вдвоём было намного проще чем по одиночке. А письма объединили их ещё сильнее.

«Какой же я дурак» — в очередной раз мысленно отругал себя Шун, — «Зачем я поцеловал мордастого?!»

За ту неделю, что Токаджи не приходил к нему и не занимался письмами, Шун успел передумать обо всех жутких последствиях и быть снова повешенным казалось не самым страшным. Но сразу после мыслей о канате всплывал ответный поцелуй. И сразу после этого всё становилось ещё запутаннее.

«Это. Всё. Алкоголь» — по привычке повторил себе Шун, стараясь уверовать в это заключение. — «Алкоголь и не более. Не морочь себе голову! Нужно сделать морду утюгом и общаться, как и прежде.»

Неделю повторяемая мантра снова заработала, ближайшие пару часов Идзаки мог быть спокоен. Встав со стула, он вытащил курицу из холодильника и принялся рвать её на составляющие. В раскрытое окно доносились отдалённые звуки города, по их тихой улочке машины проезжали редко, проходившая мимо Они-сан помахала рукой и продолжила путь домой. Шун отметил в голове, что давно не заходил к ней и что это нужно исправить.

Расправившись с птицей, он выкрутил горячую воду на максимум и сунул замёрзшие пальцы под согревающую струю. Сжав пальцы, прохрустел суставами и блаженно вздохнул. Токаджи наверху не было слышно от слова совсем, будто он уснул с этими письмами.

Не спустился он и через час. Уставившись взглядом в потолок, Шун обдумывал происходящее бурление в его жизни. Поворчав, Идзаки заложил чистый лист бумаги в книгу и резко вскочил со стула, вихрем выскочил в коридор и взметнулся по лестнице вверх. Уже спокойно войдя в комнату, он громко цокнул языком.

— Ну сколько просить тебя, не залазить на подоконник?

Токаджи не отрывал взгляда от письма в руке, даже не вздрогнул на звук открывшейся двери и его голос. Нахмуренные брови застыли в напряжении, только взгляд бегает по строчкам выведенным аккуратным почерком.

— Чего это ты застыл? — задал вопрос Шун, уже догадываясь об ответе.

Токаджи спрыгнув с подоконника, поднял на него серьёзный взгляд. Теперь в грядущем ответе Шун был уверен на тысячу процентов. Токаджи молчал, знал, что уже всё понятно. Идзаки не отрывал взгляда от письма, гипнотизировал его будто от этого желаемое имя могло появиться между строк.

— Это последнее письмо, — жёстко отчеканил Юджи и сложил его по привычным сгибам, — имени парня нет.

Идзаки судорожно втянул воздух в лёгкие, он стоял неподвижно, продолжая смотреть на письмо:

— Нужно перечитать все письма, ты мог пропустить имя парня.

Юджи устало вздохнул:

— Я уже перечитывал все письма, ты думаешь я месяц сюда хожу ради писем? Думаешь они доставляют мне большое удовольствие? Я их давно прочёл, но тоже подумал, что мог пропустить имя в спешке. Всё перечитал дважды. Ничего.

Больше всего Токаджи хотел, чтобы Идзаки оторвал закаменевший взгляд от бумаги в его руках. Как только это произошло, о желании пришлось пожалеть. Шун вцепился в него злобным взглядом, но за этой злости скрывалась и обида и боль. Обида на всю вселенную разом и боль от произнесённых слов.

— Тогда остаётся только один выход узнать имя этого парня, — прорычал Идзаки, — дневник за эти же годы.

Токаджи сам не отдал себе отчёта, как успел пересечь всю комнату и вцепиться в футболку Шуна. Дёрнув за плотную ткань, Юджи пару раз тряхнул его, как тряпичную куклу, только почувствовав железную хватку на своих же запястьях остановился.

— Хватит! Прекращай блонда! Вместо того чтобы жить своей жизнью, ты пытаешься прожить её жизнь. Пойми в конце концов, это всё неправильно. Она умерла, отпусти её уже! Не цепляйся за эти письма, не цепляйся за чужое прошлое.

Ошарашенно захлопав глазами, Идзаки оттолкнул его от себя и вышел из комнаты, оставив дверь на распашку. Токаджи остался в комнате, часто дыша, он понимал, что эти слова причинили ещё больше боли чем письма. Но это было необходимо, перед глазами всё ещё стояло лицо Идзаки. Распахнутые глаза, практически чёрные от расширившихся зрачков. Таким потерянным, Токаджи его не видел никогда.

— Сука, — прошипел Юджи и вышел в коридор, спустившись по лестнице, сразу направился на задний двор.

Идзаки сидела на ступеньках и остервенело курил, словно чужими лёгкими. Он сидел на ступеньках и пристально смотрел в землю под ногами. Остановившись рядом Токаджи, глянул на его высветленный затылок и медленно выдохнул.

— Извини, но это нужно было сказать.

— Да, — хрипло ответил Идзаки, снова затянулся до кашля.

Юджи сел рядом и выдернул сигарету из плотно сжатых губ, сунул её в импровизированную пепельницу. Идзаки не возмущался.

— Тебе трудно, но нужно сжать жопу в кулак и идти дальше, — задумавшись на несколько секунд Юджи отвесил ему подзатыльник, — и вообще, чего я тебя жизни учу?

Шун облегчённо рассмеялся и толкнул его локтем под рёбра.

— Должна же от тебя быть польза.

Токаджи демонстративно обиделся, вытянул из пачки сигарету и закурил, весенний ветер трепал молодую зелёную траву, задувал под ворот рубашки и холодил кожу, сгонял тяжёлые мурашки по спине вниз.

— Эти письма, не твоя ноша. Они её история, а её история закончилась вместе с её жизнью. Тебе нужно отпустить её.

Идзаки молча глядел вперёд, в соседские окна, за которыми весело смеясь бегали дети, старшие гонялись за карапузами, соседскими близнецами, которые не так давно начали ходить.

— Они с дедом казались мне воплощением настоящего уюта и любви, а по итогу оказалось, что она любила другого.

Юджи злобно выругался и снова треснул его по голове:

— Да сколько можно, одно и то же. Она была влюблена в парня из писем, когда ей было пятнадцать лет, а за твоего деда вышла замуж в двадцать два года. В конце концов, первая любовь в девяносто процентах случаев заканчивается катастрофой, разбивает тебя вдребезги и делает из тебя прожжённого мудака. И судя по твоему уровню мудачизма с тобой случилось именно это.

 Соседский кот настороженно наблюдал за сеансом психоанализа с каменных плит содовой дорожки. Лениво переворачивался с бока на бок, греясь на тёплых камнях. Громкий разговор его совсем не смущал. Шун оторвал взгляд от чужих окон и перевёл его на Токаджи. Казалось, что сейчас в голове навели порядок всего парой фраз. То, что раньше никак не могло уложиться в осознанный вывод, теперь красиво красовалось на мысленной полке.

— А что насчёт твоей первой влюблённости? — неожиданно спросил Идзаки.

Токаджи распахнул рот, готовый ответить колкостью, но не стал. Коротко выдохнул и криво ухмыльнулся:

— Да уж приходилось. И закончилось всё дерьмово.

— По тебе видно, — усмехнулся Идзаки.

— Пошёл нахрен.

— И всё-таки, — медленно начал Идзаки, — что, если в дневниках есть имя.

Юджи страдальчески застонал:

— Чтоб ты провалился со своим упорством и идиотскими навязчивыми идеями. Только один дневник, который относится ко времени писем. И читать его буду я, ты даже пальцем не притронешься.

— С чего это ты будешь читать её дневник?

— С того, что, если ты найдёшь в дневнике ещё что-то кроме грёбанных писем, ты вообще сойдёшь с ума. Никто из нас такого хипиша не вывезет! Все и так беспокоятся за тебя, даже Серидзава, при том, что вы точно не лучшие подружки.

Идзаки примирительно вскинул руки и облегчённо улыбнулся. Похоже эта история затягивалась.

Глава 10. Красная нить.

Глава 10. Красная нить.

Уснувший в кресле Шун, беспокойно заворочался. На подлокотнике балансировала книга, которую он пытался осилить уже месяц. Токаджи попробовал припомнить о чём именно она, но ничего не выходило. Он помнил только, что это была любимая книга его бабушки.

Юджи провёл пальцами по странице дневника и устало вздохнул. След от клея царапал кончики пальцев, не давал покоя на подсознательном уровне. Аккуратная надпись вверху страницы гласила «Прогулка по Тэннодзи». Токаджи повторно перечитал всю запись, но и здесь имени не было. Как и во всех остальных записях.

Медленно встав с дивана, Юджи потянулся всем телом и постарался тихо выйти из зала.

— Ну что? — хрипло поинтересовался Идзаки.

Токаджи замер на месте и вздохнул, качнул головой. Оборачиваться к Шуну было страшно. Было страшно от одной только мысли к чему приведёт отрицательный результат поиска. Юджи никогда не считал себя идеальным другом, но за последний месяц с лишним, после всех этих писем и времени проведённого с Идзаки, он считывал его за пары секунд.

Сейчас в охрипшем ото сна голосе, чувствовалось напряжение. Наверное, так себя чувствует человек на эшафоте, когда над его шеей занесён топор. Послышался шорох ткани, Идзаки встал с места и сделал пару шагов вслед за ним.

— Говори.

Юджи резко развернулся и встретился с его окаменевшим взглядом напрямую:

— Ничего. Имени нет.

Шун напряжённо качнулся, замер, как каменное изваяние.

— Возможно…

— Нет, — категорично мотнул головой Токаджи.

— Ладно, — сорвано согласился Идзаки.

Юджи медленно сделал шаг вперёд, сокращая разделяющее расстояние и аккуратно обнял его. Едва коснулся шеи и прижал ладонь к всклокоченным волосам на затылке, позволил устроить голову у себя на плече. Идзаки глубоко вздохнул и замер, цепляя пальцы на его футболке.

***

Такия смотрел вдаль. На город, раскинувшийся за стенами школы, город так сильно отличавшийся от Судзурана: чистый, аккуратный и ухоженный. Судзуран больше походил на свалку, заброшенный филиал ада. Разрисованные стены, выбитые окна, горы мусора, чумные обитатели.

Где-то внизу горлопанило вороньё, ставки на финальный бейсбольный матч делались со скоростью подачи мяча. Входная дверь на крышу распахнулась с отчаянным скрипом. Токаджи был растрёпанным и чем-то недовольным. Скорее всего очередной гениальный план схлопнулся.

— Где твой мозг?

— Там же где и твой, — отмахнулся Такия.

— Я про блонду, — фыркнул Юджи, хватая его пачку сигарет и вытряхивая одну на свет.

— Понятия не имею, я ему маячок в задницу не вшивал.

— А стоило бы, — Юджи медленно затянулся и пустил по ветру два мелких дымных кольца, — а то вдруг потеряется такая красота.

Такия коротко рассмеялся и уставился на судзурановца:

— Что с письмами и загадочным объектом любви?

Токаджи нахмурился и отрицательно покачал головой, выпустил тонкую струйку дыма, повертел сигарету в пальцах и, поморщившись, затушил её в банке.

— Вчера прочёл один из дневников, но и там ничего нет. Надо бы кому-нибудь это всё забрать у него. Мало ли чего ещё вычитает.

Генджи согласно кивнул:

— Я поговорил с ним, он вроде в норме, но ему бы лучше реально к нормальному спецу обратиться, а не ко мне самоучке.

— Только поговорил? — криво ухмыльнулся Генджи.

Снизу послышался дикий ор и обвинения в шарлатанстве. Кто-то кого-то пытался натянуть, но не вышло.

— Ты ту не умничай, это не в твоём стиле, — проворчал Юджи, — без тебя разберусь, где и что делать.

— Я переживаю чтобы мой генерал не оказался снова висящим вниз головой.

— Эту стадию общения мы с ним уже давно прошли.

— Ты хотел сказать стадию отношений? — всё так же язвительно продолжал Генджи.

— Я сказал то, что хотел сказать.

— Ого девочки, о ком сплетничаем? Не обо мне случайно?

Идзаки появился под аккомпанемент двери, бодрым шагом пересёк всю площадку крыши, проскочив между Генджи и Юджи, глянул вниз во двор.

— Да вот только начали, а ты явился и всю малину обосрал, — отмахнулся Токаджи.

— Ты как? — поинтересовался Такия, разглядывая своего счастливого генерала.

— А что я как? Всё в порядке.

— Ну письма ведь не дали тебе ответ на вопрос, — напомнил Генджи.

Идзаки радостно фыркнул и хлопнул его по плечу, кивая в сторону Токаджи:

— Это чудовище облажалось с письмами, а не я. А я, между прочим, свою часть уговора выполнил — пакт с Хосеном написал. Придётся с тебя долг стребовать.

Юджи пожав плечами довольно оскалился:

— Не забудь предъявить счёт.

— Мне нужно эссе по истории, ты в этом спец. Кстати о счетах, твой король там в полный рост жульничает со ставками, ты бы его спас что ли.

Расценив намёк, Токаджи примирительно поднял руки и коротко кивнув Такие, направился к выходу с крыши.

***

— Мне кажется, легче переехать сюда, чем ходить каждые выходные через весь грёбанный город, — пожаловался Токаджи, входя во двор Идзаки.

— Добро пожаловать, Юджи-кун.

Мать семейства вышла из-за высокого куста хеномелеса, расцветшего яркими алыми бутонами. Остановившись на месте, Токаджи поклонился.

— Простите, не знал, что вы дома.

— Ничего-ничего, — махнула она рукой в сторону дома, — проходи.

Взбежав по лестнице в распахнутые двери, Юджи сбросил с ног ботинки и прошествовал на голоса. Отец с сыном спорили о чём-то за кухонным столом. Со временем Токаджи приметил поразительное сходство всех членов семьи. Даже жена господина Идзаки была похожа на мужа общими чертами лица, а так и старший Идзаки и младший были похожи на покойную Хинамори-сан.

Увидев вошедшего гостя, Идзаки-старший, коротко кивнул в ответ на поклон и махнул сыну рукой, отпуская его.

— Любить родителей на расстоянии оказывается легче, — усмехнулся Шун, поднимаясь по лестнице на второй этаж, — они всего неделю сидят дома, а я уже начинаю сходить с ума.

— Да, непривычно видеть их дома.

— У них отпуск, за эту неделю они развели слишком бурную деятельность в доме: ремонт, сад, чердак. Голова скоро лопнет.

— Голова лопнет, если будешь столько пить с Тамао и Генджи, вы вчера выползали из клуба.

— Правда? — замешкавшись в дверях, поинтересовался Идзаки.

— Правда, блонда.

В комнате у Идзаки, как обычно, царил бардак. Стол, заваленный тетрадями и книгами, покрывало на кровати хранящее отчётливый след того, как с него сползали. Шторы развивались в распахнутом окне. Токаджи вдохнул полной грудью привычный запах. После того поцелуя они не поднимали тему любви, говорили обо всём и ни о чём одновременно. Установился нейтралитет.

— Какая тема эссе по истории? — отвлекая себя от лишних мыслей, спросил Юджи.

— История города. Нужно написать про основные события Осаки.

Токаджи присвистнул и упал на кровать, раскинув руки. Покрывало удачно оказалось под головой, удобнее устроившись он уставился в потолок.

— Тебе удобно, свинья? — рыкнул Идзаки, пиная его в бок босой ногой.

— Более чем, — коварно усмехнулся Токаджи и перехватив ногу, потянул на себя.

В полёте Шун извернулся и чудом не сел на шпагат, но при этом умудрился удариться коленом о низкую спинку кровати. Грязно выругался и треснул уже кулаком в плечо.

— Нам нужно обсудить… — начал Токаджи.

— …моё грёбанное эссе по истории, — нагло перебил Идзаки, отвешивая ему затрещину.

Юджи поморщился и недовольно засопев, отступил от намеченного курса. Времени было полно, а вот терпением в случае с Идзаки стоило запастись сполна.

— Можно охватить все основные события города, при чём именно позитивные события, — при особом воодушевлении Идзаки начинал жутко тараторить.

Лихорадочно блестя глазами, что подтверждало его заинтересованность, он проговаривал план эссе. Токаджи смотрел на него и медленно плавился, как кусок масла на горячей сковороде, мозг прожёвывал половину информации, а половину терял.

«Ну всё, ты пропал», — подсказал внутренний голос, но Юджи в последнее время привык его не слушать.

Вся эта история с письмами переломила их вражду, а после… после сделала всё ещё запутаннее.

— Мордастый, ты меня слушаешь?

Идзаки нагло пощёлкал пальцами у него перед носом и тут же получил кулаком по рёбрам:

— Слышу я, слышу, автоболтун. Если ты такой умный, то лучше найди справочник по городу, должна же у тебя быть хоть какая-то энциклопедия по Осаке.

Поморщившись, Шун резко выпрямился и закрутил головой.

— Точно, мордастый! У бабули была крутая энциклопедия, как же я раньше не подумал.

Кувыркнувшись назад по кровати и отдавив ногу Юджи, он скатился с кровати и вышел из комнаты. Вернулся спустя пару минут, с трудом удерживая в руках огромный справочник. Уложив его на стол и аккуратно открыв на содержании, Шун принялся изучать материал.

— Думаю, что будет неплохо написать эссе по достопримечательностям. Замок Осаки, музей керамики. Обязательно что-нибудь про открытие театра бунраку и про городской парк Тэннодзи, а ещё про строительство какого-нибудь храма, Ситэнно-дзи, в идеале.

Название городского парка отозвалось в мыслях Токаджи тихим щемящим отголоском, нахмурившись, он повторил всплывшее в голове название. Шун усмехнувшись, пробежался пальцами по указателю.

— Как пожелаешь, начнём с парка Тэннодзи, страница триста девяносто четыре.

Послышался шелест листов, с книгой из бабушкиной библиотеки Идзаки был максимально аккуратен. Открыв нужную страницу, он помедлил.

— Странно тут фотка какая-то, откуда её выдрали, что даже клей остался. Ого бабуля, — Идзаки невольно улыбнулся, — жалко выгорела совсем, ни черта не видно.

Токаджи распахнул глаза и медленно сел на кровати, с трудом повернув голову в сторону стола, он уставился в спину Шуна. Казалось, язык присох к нёбу и отказывался слушаться. Встав с кровати, он медленно подошёл и склонился к фотографии, цепляя подбородком растрёпанные светлые волосы.

Выудив из пальцев Идзаки фотокарточку, Юджи перевернул её и чуть не вскрикнул от подтверждения. Он уже видел такие пунктирные полосы оливкового цвета, какие красовались в пятнышке клея на обороте фотографии.

— Дневник, — прохрипел Юджи.

— Что? Какой дневник? — непонимающе нахмурился Идзаки, но уже через секунду взметнулся со стула и кинулся к шкафу.

Распахнув дверцы, зарылся в вещи и вытащил белую коробку. Сбросив крышку, выхватил дневник и вернулся к столу. Токаджи остервенело принялся листать странички дневника, пока не нашёл нужную. Приложив фото к странице, он громок выругался.

— Чёрт побери! Вот оно! Вот этот говнюк. Мы не нашли его имя, но у нас есть кое-что лучше имени! У нас есть фотография!

— Капец Токаджи. С именем было бы проще, а с фоткой мы что по городу будем бегать? Тем более она выгорела.

Юджи лихорадочно завертелся в поисках телефона, кинулся к кровати:

— Ты чёртов везучий сукин сын, у моего отца, очень хороший друг, он занимается реставрацией военных фотографий. Эта сделана как раз в послевоенное время.

Идзаки медленно подошёл к кровати с опаской смотря на телефон в руках Токаджи выдававший длинные гудки.

«Слушаю».

— Здравствуйте Сатоши-сан. Это вас Юджи беспокоит.

«О, Юджи-кун. Что-то случилось? Как родители, давно я не виделся с ними?»

— Да всё замечательно. Они собирались через пару недель выезжать в горы и собирать друзей. Думаю, вы первый в их списке. Но я звоню вам по рабочему вопросу, только вы можете меня спасти.

«В юные годы все вопросы возводятся в ранг жизни и смерти. Что у тебя там?»

— Тут очень важная фотография, но с ней стряслась небольшая беда. Подумал, что вы могли бы её восстановить.

«Не вопрос. Подъезжай.»

— Я могу выехать прямо сейчас, буду у вас через полчаса. Устраивает?

«Конечно. Прекрасно!»

Сбросив звонок, Юджи уставился на замершего Идзаки и расхохотался от облегчения, запустил пальцы в его высветленные волосы и растрепал их ещё сильнее.

— Так всё, эссе на тебе, а я в город. Буду вечером, с мордой этого паганца, влюбившего в себя твою бабулю!

***

— Дорогой, ты планируешь в кровать?

Шун вздрогнул от неожиданности и поднял глаза на мать, вошедшую в зал. Уставшая, она куталась в махровый халат, сонно глядела на него из-под густой чёлки и мягко улыбалась. Прикрыв письмо страницей справочника, Шун быстро затряс головой.

— Я ещё чуть-чуть посижу, подберу материал для эссе. Вы ложитесь, я всё закрою.

Оставшись в одиночестве, Идзаки снова открыл последнее письмо бабушки и принялся его перечитывать.

 

Здравствуй, любимый…

Через месяц твой день рождения и я пишу тебе, чтобы быть уверенной, что письмо придет к сроку. Я не получила от тебя ни одного ответа. Может быть, все что я тебе писала, где-то затерялось, может быть, ты не хочешь мне отвечать. Я тебя совсем не виню, ты совсем не обязан мне отвечать, хотя и обещал, когда мы прощались с тобой в тот вечер. Помнишь? Мы гуляли вокруг храма, сидели на лавочке у родника. Мне кажется, я до сих пор помню, как бамбуковые стебли ударяли друг о друга, когда вода из одного перетекала в другой. Тук-тук, тук-тук…

Прости, я снова отвлекаюсь. Я только хотела тебе пожелать, чтобы ты был счастлив. Чтобы все, что ты делаешь, тебе удавалось. Потому что ты заслуживаешь счастья, я никого не встречала лучше тебя.

Ну вот, а еще я хотела тебе сказать, потому что я сама хочу тебе это сказать. Я выхожу замуж. Я хочу написать тебе это сама. Уверена, кто-нибудь тебе обязательно расскажет, но я хочу сама. Даже, если тебе это совсем неважно. Он хороший. Старше меня всего на несколько лет. Его отец держит свой магазин, где торгует обувью, которую сам шьет, и Идзаки-кун ему помогает. У него прекрасно получается. Он сшил мне чудесные туфли, лучше, в самом модном магазине. На каблучке и с бантиком на мысу. Ярко-красные. Мне кажется, они даже немного вызывающие. Все наши девчонки мне ужасно завидуют. Йоко-чан даже просил поносить их, ну хотя бы разочек, сходить в них в кино, а потом на танцы с Гато-куном. 

Пойми милый, мне скоро двадцать, я должна подумать о том, чтобы устроить свою жизнь. Папа и мама волнуются за меня, они бояться, что я останусь одна и обо мне будет некому позаботиться.  Но зачем обо мне кто-то должен заботиться, если я и сама могу о себе заботиться. Я отлично управляюсь в магазине.  Да и взять хотя бы ту же Каори-сан, она не замужем и прекрасно себе живет-поживает, у нее от клиентов отбоя нет, лучшей портнихи во всей Осаке не сыскать. Но когда я так сказала, папа жутко разозлился, начал кричать, что я ничего не понимаю, что я дурочка и… Может быть я и правда дурочка. Идзаки-кун кажется мне добрым человеком. Он не станет меня обижать, я буду за ним как за каменной стеной, - так сказала мама. Она сказала, что мы с ним из одного теста. Это очень важно, чтобы муж и жена были из одного текста. Она так странно на меня смотрела, когда это говорила. Я не знаю, милый. Иногда я думаю, что они правы, ведь они мои родители, они знают лучше, и они желают мне добра. И иногда… впрочем, нет.  Я много думала. Я уже не маленькая, чтобы мечтать о том, чего и быть не может. 

Как много опять получилось, но я хотела тебе написать, чтобы ты правильно меня понял. Вышли как всегда какие-то глупости. Но это в последний раз, обещаю. Думаю, после свадьбы мне будет неприлично тебе писать.

Я не знаю, вернешься ли ты к нам или мы больше никогда не увидимся, но я всегда буду тебя помнить. Прощай

Твоя Хинамори

 

В тишине ночного города послышались шаги со двора. Тихо щёлкнула ручка входной двери и в коридоре появился Токаджи. Он замер в проходе, уставился в одну точку перед собой.

— Ну что? — тут же подорвался Идзаки с кресла, — чего ты? Не восстановил твой хвалённый мастер?

— Восстановил, — пробормотал Токаджи, вытаскивая из кармана новую фотографию.

Шун подскочил к нему и выхватил распечатку из его пальцев, отошёл под люстру, чтобы разглядеть фото на свету:

— Ого, красивый. Ладно признаю, тут было во что влюбиться.

Токаджи всё так же молча смотрел в пол. Рассмотрев фотографию, Шун резко развернулся и вскинул руки.

— Ну чего ты такой пришибленный, мордастый? Мы на шаг ближе к ответу на загадку.

— Нет никакой загадки, я знаю кто это, — усмехнулся Юджи.

Шун непонимающе перестал разглядывать фото, перевёл взгляд на Токаджи и замер. Что-то внутри дрогнуло, замерло в гнетущем отвратительном ожидании, захотелось скомкать бумагу в руке, разорвать в клочья. Юджи знал что-то и это что-то было ему неприятным.

— У тебя такой похоронный вид, будто этот мужик уже сдох, — попытался отшутиться Идзаки, — если ты знаешь кто это, то наша задача в разы упростилась.

Токаджи всё так же стоял на месте, руки в карманах куртки были сжаты в кулаки, он не отрывал взгляда от пола.

— Кто это? — с трудом выдавил Шун, — Юджи, кто это?

Токаджи мелко вздрогнул и на доли секунды пересёкся с ним взглядом, снова опустил голову:

— Это мой дед.

Идзаки мог поклясться, что слышит, как вселенная разрывается на мелкие частицы. Замерев на месте, он уставился на Токаджи и пытался уложить в голове полученную информацию. Внутренний голос в голове на удивление молчал, только в ушах звенело, как при сотрясении.

— Что? — выдохнул Шун. — Что? Нет, это… это ошибка. Не может быть такого.

— Нет никакой ошибки, — пробормотал Юджи, — я когда увидел её фотографию на похоронах, всё не мог понять откуда мне кажется знакомым её лицо. Где я мог её видеть? Думал, что это из-за того, что ты очень похож на неё. Всё это время, пока разбирался с письмами, думал об этом. А сегодня. Эта фотография из дневника, я вспомнил, когда фото восстановили. Такая же фотография у моего деда в кабинете, на столе. Вот где…

Шун сорвался с места, зажимая ладонью ему рот, быстро лихорадочно зашептал в собственные пальцы:

— Нет, пожалуйста, замолчи. Не может быть, нет. Не верю, это ошибка.

Аккуратно обхватив запястье, Юджи медленно отвёл его руку вниз, мазнув губами по кончикам пальцев:

— Нет никакой ошибки.

— Нет! — гаркнул Идзаки, отскакивая назад, вцепившись в волосы, он опустился на пол возле дивана. — Кто угодно, но не он. Я не могу оставить эти письма у себя. Их нужно отдать ему.

— Ты прав, — устало согласился Юджи, — завтра выходной, съездим и отдадим. Хватит с меня этих блядских писем.

***

Токаджи стоял возле калитки и покачивался с носка на пятку в ожидании. Идзаки выскочил из дома, на ходу натягивая тонкую куртку на плечи. Волосы, нетронутые лаком, взлохматило тёплым ветром. Зачесав их пятернёй назад и выйдя за пределы двора, он неуверенно улыбнулся.

— Готов? — поинтересовался Юджи, перехватывая его взгляд. 

Шун молча кивнул, не опуская глаз. В руках он держал аккуратный свёрток, газетная бумага плотно держала письма в своих объятиях.

— Куда нам предстоит ехать?

— Мацубара, — закуривая, пробормотал Токаджи.

— Ого, дорога дальняя. Весь день потратим.

— Можно и не ехать.

Идзаки не сбавляя шага, посмотрел на Юджи через плечо и отрицательно мотнул головой.

— Дело должно быть сделано.

***

Дорога до Мацубары прошла в тишине, чем ближе они были к цели, тем злее становился Юджи. Люди вокруг тоже были не сильно оптимистичны. В начале салона голосил ребёнок, в конце переругивалась семейная пара средних лет. Через проход от них, сидел мужчина, пахнувший самыми дешёвыми сигаретами и несбывшимися мечтами о душе. Оставив попытки развеселить хмурого Юджи, Шун отвернулся к окну. Там за прозрачным стеклом автобуса, раскинулся мир полный красок.

Лес, раскинувшийся прямо возле дороги, сменился полем. Урожай подсолнуха уже был собран, земля кое-где была присыпана сохнущими лепестками, из ярко-жёлтых они становились землистыми, сохли и распадались на мелкие осколки. Шун вспомнил значение этого солнечного цветка.

— Следую за тобой…

Юджи вздрогнул и повернулся к нему.

— Подсолнух ведь в переводе с языка цветов означает горячую страстную любовь. Символично чёрт побери.

— Давно ты стал задумываться о символах? — улыбнулся Токаджи.

— Нет, — пробормотал Шун, отворачиваясь назад к окну.

***

Мацубара приветливо светила солнцем прямо в глаза. Редкие машины, медленно вальяжно катились мимо по узким дорогам. Пешеходные дорожки отгораживались от них невысокими перилами, выкрашенными в зелёную краску.

Токаджи уверенно шёл по знакомым улочкам, рассказывал о детских приключениях.

— Город маленький на самом деле, все друг друга знают. Сплетни со скоростью света расходятся. Только дай волю и порвут на части, — кривился Юджи после того, как еле отвязался от болтливой бабули.

— О ты так вырос, Юджи-кун, а был таким милым пухляшом, — в очередной раз повторил Идзаки слова бабки.

Токаджи его веселье не поддерживал, продолжал хмуриться. Свернув в очередную улочку, он прошёл ещё два дома и остановился перед третьей калиткой. Идзаки сглотнул в предвкушении. Одноэтажный дом, растянулся на весь участок, на веранде под окнами кухни стояли скамейки и маленький плетёный столик, воробьи скакали по перилам веранды, радостно щебетали и переругивались.

— Слушай, мой дед, очень тяжёлый человек в общении, — нервно начал Юджи, — я даже не уверен, что он вообще согласиться говорить с тобой.

Нервозность Токаджи била по нервам не хуже электрических разрядов, Шун на физическом уровне хотел, чтобы он успокоился. Сделав шаг вперёд, он посмотрел ему прямо в глаза.

— Юджи, послушай меня. Во-первых, я нашёл общий язык с тобой, а это уже даёт мне фору и подтверждает мои суперспособности. Во-вторых, я не собираюсь вести с ним многочасовые беседы. Я отдам письма и свалю отсюда, как можно дальше. Эта история с письмами не принесла мне ничего хорошего кроме одного единственного явления. А теперь, будь добр, прекрати истерику и постучи в эту чёртову дверь.

Токаджи нервно сглотнул и тихо выругавшись, открыл калитку. Быстро прошёл к двери и не давая себе времени передумать, постучал в дверь.

Идзаки прислушался к дому. Музыка внутри практически стихла, вот что его цепляло, необычная музыка для дома, где живут старики. Из-за дверей послышались шаркающие шаги. Шун инстинктивно напрягся.

Воображение услужливо подкинуло образ старого дряхлого старика, в очках с роговой оправой, который медленно откроет дверь и выльет на непутёвого внука порцию отборных оскорблений, не посмотрев, что внук не один перед ним.

Дверь распахнулась так быстро, что они оба отступили на шаг назад. Женщина, застывшая в дверях, уставилась на Токаджи.

— Юджи?!

— Привет ба. А дед дома?

— Ушёл куда-то по своим стариковским делам.

Шун удивлённо таращился на неё, она говорила с внуком так легко и непринуждённо будто он полчаса назад ушёл за хлебом в магазин, а не был изгнан из дома шесть лет назад.

Юджи облегчённо расхохотался и сделав шаг вперёд, сгрёб её в объятия. Оторвал худенькое тело от пола, закрутился на месте. Бабушка в объятиях внука, болтала ногами, обутыми в причудливые тапочки.

— Можешь заходить, пока нам ничто не угрожает, — усмехнулся Токаджи.

— Сейчас дам вам тапочки, — пробормотала бабушка, стараясь поправить выбившиеся локоны из причёски.

— Такие же козырные как твои?

— Ещё чего. Такие нужно заслужить. Такими я полирую паркет.

Бабуля притопнула ногой обутой в плюшевый тапок в виде единорога. Звук полностью заглушился мягкими жгутиками на подошве.

С глубины дома послышался отвязный гитарный проигрыш.

— Это что Led Zeppelin? — Токаджи вздёрнул голову к потолку, стараясь прислушаться. — Ты что копалась в моей комнате?

— Тебя тут шесть лет не было, — пожав плечами, бабуля заскользила в тапочках-единорогах в сторону кухни, — конечно я копалась в твоей комнате.

— Ба, тебе должно быть стыдно.

Идзаки наблюдал за лёгкими движениями женщины в фартуке в ярких цветных звёздочках и никак не мог налюбоваться. Время оказалось к ней благосклонно, обильная седина в смолисто-черных волосах, морщинистые руки сохранили юную быстроту и хватку, а улыбка была задорной и в меру шкодной. Убавив громкость орущему солисту, она резко развернулась и погрозила внуку пальцем.

— Это тебе должно быть стыдно. Гость уже на моей кухне, а я всё ещё не знаю, как его зовут.

Токаджи успевший усесться за стол, виновато вскинул руки.

— Ах прости, пожалуйста. Это мой… э… — на секунду он запнулся и перевёл взгляд на Идзаки, стоявшего рядом, — друг. Мы учимся вместе. Идзаки Шун.

— Помню я твоих друзей. — Озорно рассмеялась бабуля, Юджи возмущённо задохнулся. — Момо. Очень приятно познакомиться.

— Рад знакомству, Мом-сан, — пробормотал Идзаки, кланяясь ей.

— Ну бросим формальности. Садись. Нужно же вас накормить с дороги!

Бабушка Юджи закружилась бесшумным вихрем по комнате, из шкафчиков появлялись кружки и тарелки, в её руках всё порхало с места на место. Стол за пару минут был уставлен блюдами с выпечкой и всем что нашлось в холодильнике и прочих шкафах. Шун наблюдал за ней не скрывая восхищения, наблюдая за чёткими и выверенными движениями, он вспоминал свою бабушку. Казалось, что вокруг творится магия, подвластная только заботливым седовласым женщинам.

— Никогда бы не подумал, что у вечно хмурого Токаджи такая жизнерадостная бабуля, — улыбнулся Шун, отпивая чай из фарфоровой кружки.

— Это у него напускное, больше страх наводит на окружающих, — отмахнулась Момо-сан, — а на самом деле, как говорит его мама, это защитный механизм.

— Эй, может быть хватит обсуждать меня в моём же присутствии? — засопел Юджи.

— Может и хватит, — беззаботно пожала плечами бабуля, — расскажи о себе Идзаки.

Шун захлопал глазами, не зная, что именно рассказать. Такие просьбы и вопросы о себе всегда ставили его в тупик.

— Ну, рассказывать на самом деле особо и нечего. У меня довольно скучная жизнь.

— Неужели в Судзуране бывает скучно? Как же ты туда вообще попал?

— Плохая компания до добра не довела.

— Ооо, о плохих компаниях мы многое знаем, — усмехнулась бабуля, кивая на своего внука, — а твои родители?

Юджи только заворчал, активно пережёвывая печенье.

— Ну родители, архитекторы. Они работают в Daiwa House Industry, постоянно в разъездах. Поэтому нельзя сказать, что я избалован их вниманием.

— А старшие?

— А старшие сделали всё чтобы у детей было хорошее образование. Дедушка был обувным мастером, никогда не покидавшим пределов родного города, а бабуля провела детство под Нагасаки, после войны их семья перебралась в Осаку. Она помогала в домах престарелых. Но их уже нет в живых.

Шун поймал мимолётный печальный взгляд Момо-сан, списал это на свою последнюю фразу. Она тут же улыбнулась, стараясь развеять неловкое молчание, но Юджи первым разорвал тишину.

— А теперь давай поговорим серьёзно. Ты ведь поняла кто он?

Момо-сан перевела на него взгляд и мягко улыбнулась. Идзаки вздрогнул, она действительно знала кто он такой. Поняла сразу же как он назвал свою фамилию. Она знала обо всём.

— Милейший молодой человек, который как минимум честнее и храбрее чем твои бывшие друзья.

Токаджи отрывисто рассмеялся, откинувшись на спинку стула.

— Да уж, это точно. Ты всю жизнь знала, что он любил другую и при этом жила с ним.

— Тебе ли не знать, что первая любовь не бывает вечной. Не всем так везёт, — назидательно напомнила бабуля.

Юджи скривился и уставился в собственную кружку.

— Всё равно не понимаю. Ты согласилась на брак с ним зная, что он любит другую. Её фотография все эти годы была у него в кабинете на столе.

— Так же, как и моя фотография. Вам сложно это понять. Времена изменились, это сейчас дозволено всё. Можно наплевать на мнение родителей и делать всё что заблагорассудится, а во времена нашей молодости родительское слово было законом. — Момо-сан говорила спокойно и уверенно. — Со временем любовь притупляется, а смирение и уважение друг к другу перерастает в более крепкую любовь.

— Хватит. Бред это всё. Ты всю жизнь провела с человеком, который, возможно, никогда тебя не любил! — отчеканил Токаджи. — И с каких пор мой дед стал эталоном любви? Человек, который вместо того, чтобы объяснить мне малолетнему идиоту, что возможно моя любовь не соответствует общепринятым нормам, отходил меня ремнём. Что вы вообще знаете о любви?!

— Токаджи, — вскинулся Идзаки.

— А ты блонда не лезь!

Юджи вскочил на ноги и вышел на задний двор.

— Вот так с ним всегда, — вздохнула бабушка, — стоит ситуации уйти из-под контроля, тут же взрывается. Весь в своего деда.

— А что это за история шестилетней давности?

Момо-сан печально вздохнула, на глаза ей навернулись слёзы, но она лишь вздёрнула подбородок выше, снова улыбнулась.

— Ох уж эти двенадцать лет у мальчишки. Сплошной пубертат и бури, всё кажется интересным. А если появляется кто-то с плохим влиянием, то дело вообще труба. В общем, муж поймал Юджи целующимся с соседским шестнадцатилетним мальчишкой. Тот сбежал, а Юджи получил за двоих.

Идзаки тяжело вздохнул и опустил взгляд, Момо-сан продолжила:

— Как вспомню ту историю так мороз по коже. После, муж сказал, что видеть не желает внука, который позорит его. Он человек военный, бескомпромиссный. А Юджи… он такой же, как и дед: упрямый, с места не сдвинешь. С того дня здесь не появлялся.

— Не расстраивайтесь из-за того, что он наговорил, — вздохнул Шун, — я его сейчас понимаю очень хорошо. Бабушка с дедушкой были для меня примером семейной идиллии, а потом всплыла вся эта история. Меня тоже моментами перемыкало, ваш внук меня и приводил в адекватное состояние. Я поговорю с ним.

Идзаки аккуратно коснулся её руки и встал с места.

— Я не была знакома лично с Хинамори, но по тебе вижу, что она была хорошей женщиной раз воспитала такого внука.

Шун мягко улыбнулся и вышел на улицу. Токаджи стоял лицом во двор и остервенело курил, дым буквально клубился вокруг него.

— Поверить не могу! Вот она хвалённая любовь.

— Она не заслужила таких слов, — отчеканил Шун.

— А вот ты вообще теперь не умничай. Много ты знаешь!

Токаджи резко развернулся и ткнул ему пальцем в грудь, сузившиеся от солнца и злости зрачки врезались холодным взглядом в его лицо. Идзаки с короткого замаха, влепил сжатый кулак ему в живот, ухватил тут же под локоть не давая сложиться пополам и рухнуть на пол. Юджи ухватился за перила и повис на них, медленно вдыхая воздух.

— Нам с тобой пора признать, что все мы заложники данной истории. Только мы с тобой сторонние наблюдатели, а они нет. Здесь нет виноватых и безвинных. Все просто находились в безвыходных ситуациях. И уж твоя бабушка точно не заслужила всего того, что ты мордастый ей наговорил.

Юджи всё ещё молчал, дышал он уже ровно, смотрел прямо перед собой, не моргая.

— Давай-давай, иди, — махнул рукой Идзаки и вытащив из пачки сигарету, демонстративно закурил, — а я пока тут покурю и подумаю о том каким замечательным психологом стал, проводя с тобой время.

Токаджи послушался и вернулся в дом. Идзаки прислушался к голосам внутри, Момо-сан мягко смеялась, Юджи быстро что-то тараторил. Вдруг послышался хлопок двери, и их голоса стихли. Шун напряжённо сглотнул и вернулся на кухню.

В коридоре стоял высокий статный мужчина, возраст не сломил его выправки, не смог согнуть спину со старостью, взгляд холодных чёрных глаз сверлил внука, сидевшего за столом к нему спиной.

— Я ведь говорил тебе, чтобы ты никогда не появлялся в моём доме, — от злости в чужом голосе по спине побежали мурашки.

— Поверь мне, я здесь оказался не по своей воли, — рыкнул Юджи вставая из-за стола и вскидывая голову, принимая весь удар тяжёлого взгляда деда.

— Шунсуй, у нас гости, между прочим, — голос Момо-сан оставался мягким и нежным, но теперь в нём слышались и нотки силы, — и нам нужно кое-что обсудить, сейчас же.

Токаджи-старший развернулся и ушёл, Момо-сан направилась вслед за ним. Как только они скрылись и дверь одной из комнат закрылась, Юджи облегчённо выдохнул и сел на стул.

— Ужас какой, как вижу его тут же вспоминаю, как он меня гонял по дому с ремнём на перевес.

— Ну что, финиш, — ободряюще улыбнулся Шун, привалившись бедром к столу.

Бабуля появилась на кухне через несколько минут, мягко улыбнулась:

— Иди Идзаки-кун, вам нужно поговорить.

Шун оторвался от стола, взвешивая на руке пачку писем и поклонился ей:

— Спасибо вам, Момо-сан.

***

Кабинет Токаджи-старшего выглядел образцом военной дисциплины. Ничего лишнего или находящегося не на своём месте. Книжный шкаф возле окна, небольшое тёмно-бордовое кресло для чтения, большой письменный стол посреди комнаты и диван возле стены.

Шунсуй Токаджи сидел за столом и пристально оглядывал вошедшего Идзаки. Под этим тяжёлым взглядом было не по себе. Вспоминались все грехи за восемнадцать лет жизни.

«Хорошо, что он ещё не знает о моём поцелуе с Юджи» — подумал про себя Шун.

Стоять и молчать времени не было, подойдя к столу Идзаки положил перед ним свёрток с письмами.

— Вы уже знаете кто я такой.

— Понял, как увидел тебя в своём доме. Ты очень похож на Хинамори.

Его взгляд скользнул в сторону, на рамки с фотографиями, затем указал на письма:

— Что это?

— Это письма, которые она писала вам после старшей школы, когда вы уехали в Токио. Ни на одно из них вы не ответили, — выпалил Идзаки, — ведь вы любили её, почему тогда не отвечали?

Шунсуй оторвал изучающий взгляд от него и глянул на письма. Горько усмехнулся.

— Ты ведь знаешь, где жила её семья до второй мировой войны?

— Да. Вблизи Нагасаки.

— Верно, её семья остро реагировала на наше общение, — медленно начал Токаджи, — и это объяснимо для тех, кто потерял всё из-за войны. Меня с пелёнок растили, как армейского пса. Мой отец и старшие братья воевали в самом эпицентре. Ханбин. Небезызвестный отряд. Наши семьи были против этой любви.

Шунсуй тяжело вздохнул, старческие пальцы чуть дрогнув, дотронулись до свёртка. Газетная бумага поддалась воле рук и раскрылась. Он коснулся писем пальцами и мягко улыбнулся.

— Значит после моего переезда она всё же писала. Скорее всего моя мать прятала от меня письма, отдавала их назад почтальону. Жаль, что судьба и окружающие люди оказались столь жестоки к нашей любви. Но сейчас, находясь на закате своей жизни я никого не виню и не держу зла. Всё свершилось так как было суждено.

Идзаки молчал не в силах что-то сказать, теперь вопросов не было. Всё встало на свои места и получило ответ. Между ними была пропасть из предрассудков взрослых, из обстоятельств на которые они повлиять не могли. А любовь? Любовь была жива и жизнь её застыла в этих письмах.

— Почему ты привёз эти письма? — спросил Токаджи-старший.

Шун грустно улыбнулся и посмотрел на него абсолютно другим взглядом. Наконец пришло спокойствие:

— Эти письма принадлежали ей и вам. Её больше нет, а значит вы их единственный владелец. Ни я, никто другой не имеет права ими распоряжаться. Они ваши. Мне всё равно что вы с ними сделаете. Хотите: прочтите, сожгите, выбросьте. Всё что угодно. Моя совесть чиста, я вернул их тому, кому они принадлежали по праву.

Шунсуй Токаджи понимающе кивнул.

— Но ничего бы этого не было, если бы не помощь вашего внука. Вы знаете, мы с ним и не друзья на самом деле, скорее даже враги, но именно он мне помог в этом деле. Он, конечно, та ещё проблемная заноза, но он хороший на самом деле. Он заслуживает намного большего, как минимум понимания.

Токаджи-старший смотрел на него серьёзно, без тени раздражения или злости. Шун медленно поклонился ему и направился к двери.

— Прощайте, Токаджи-сан.

Юджи стоял в коридоре, в свете дверного проёма кухни, увидев Идзаки он вздрогнул и сделал шаг ему навстречу:

— Ну, как?

— Как видишь, писем больше нет.

— Выходит, дело сделано? — в голосе Юджи смешались облегчение и сожаление.

— Да, — подтвердил Шун, но тут же добавил, — эта часть истории наконец закончилась.

Юджи непонимающе склонил голову к плечу.

— А теперь, тебе нужно поговорить с ним.

— Что? Нет, ещё чего! — зашипел Токаджи.

— Юджи, сейчас же!

Идзаки развернулся боком, пропуская его. Токаджи тихо выругался и вошёл в кабинет. Посмотрев на закрывшуюся дверь Идзаки, облегчённо вздохнул и вернулся на кухню, подхватил куртку со спинки стула.

— Не дождёшься Юджи? — поинтересовалась бабушка.

— Им нужно поговорить и разговор, скорее всего, будет долгий. Не хочу мешать, лучше поеду. Спасибо, Момо-сан.

— Тебе спасибо. Ты умеешь с ним сладить, а это очень многое значит.

Идзаки вышел из дома Токаджи и поклонившись на прощание бабуле в причудливом звёздном переднике и плюшевых тапочках-единорогах, направился в сторону главной улицы. На душе было спокойно.

***

Юджи вошёл в кабинет деда и остановился возле дверей. Здесь ничего не изменилось за шесть лет. Та же обстановка, те же книги с золотым тиснением на полках. Мягкая мебель тёмно-бордового цвета, стол с рядом фотографий в аккуратных рамках.

«Там и её фото до сих пор» — кольнул в подсознании голос, но никаких эмоций это не вызвало.

Дед сидел за столом, чуть повернувшись к окну и читал. Юджи подошёл ближе, без спроса сел на стул перед его столом. Это было последнее её письмо, Юджи помнил его наизусть, на просвет были видны следы её слёз. Маленькие солёные капли чуть размывшие чернила.

Лицо дедушки было умиротворённым, он мягко улыбался уголками губ. Дочитав, он аккуратно свернул письмо и заложил его в пожелтевший конверт.

— Она любила тебя, — неожиданно для себя самого произнёс Юджи.

Токаджи-старший оторвал взгляд от конверта и посмотрел на внука. Они не виделись шесть лет и от той злости на непутёвого отпрыска уже не осталось и следа. Он говорил внуку Хинамори чистую правду. Перед смертью многое становится неважным, обиды стираются.

— Ты читал письма?

— Каждое, — кивнул Юджи, — когда искали того, кому она писала. Надеялись найти имя в письмах. В каждом она обращалась к тебе, как дорогому и милому другу.

Дедушка молчал, продолжал разглядывать его. Шесть лет сделали своё дело, изменили их обоих.

— Ты любил бабушку? — поинтересовался Юджи.

— Да, время сгладило ту потерю, пришлось научиться жить с этой утратой. Да и в твою бабушку тяжело было не влюбиться, — дед снова едва заметно улыбнулся.

Юджи облегчённо вздохнул и рассмеялся, но оставался последний вопрос, который он хотел задать:

— Почему ты не боролся за неё?

Шунсуй посмотрел на него серьёзно:

— Порой обстоятельства бывают сильнее чем любовь двух подростков. И ты сам это знаешь.

— Да при чём тут я?! Не ровняй мои двенадцатилетние глупости с чувствами которые испытывали вы друг к другу. Не понимаю, и не пойму никогда. Если ты любишь, то должен бороться до самого конца.

Юджи, вскочив на ноги, замаячил по кабинету, но услышав смех Токаджи-старшего остановился как вкопанный. Он смеялся над ним, как над маленьким глупым ребёнком. Юджи снова злился и понимал, что не сможет удержать нахлынувшую волну гнева.

— Смеёшься? Ты списал всю ответственность на свою мать, на Хинамори, на всех вокруг. Ты всего лишь оказался трусом, который не смог отстоять свою любовь. Трус, которому не хватило сил сражаться за любовь до самого конца!

Шунсуй по-прежнему улыбался, слабо и печально. Он смотрел на внука с нескрываемым интересом и пониманием. Пониманием этой злости, он знал и признавал то, что сам Юджи старался не признавать.

— А тебе хватит сил сражаться за свою любовь?

Вопрос деда прозвучал, как гром среди ясного неба. Юджи рвано выдохнул и сделал шаг назад. Простая ясная истина, от которой он отмахивался все последние недели. О которой он старался не думать и точно так же поступал сам Идзаки.

Юджи уставился на письма, лежащие на столе, воспоминания взметнулись в голове разноцветным ворохом.

 

— Знаешь, когда я был маленьким, бабушка рассказывала мне легенду о красной нити...

— …связывающей предназначенных друг другу людей.

— Да. Прошло столько лет, а она все еще хранила письма. Этот мужчина связан с ней, а она с ним. Она писала ему, но по какой-то причине он не получил ни одного письма. Я чувствую, что должен отдать их ему.

— А что, если это была не ее судьба, а твоя?

 

Шунсуй загадочно улыбался. Он понял всё по одной лишь фразе внука Хинамори. По реакции своего собственного внука. Все кусочки картины встали на положенные места. Красная нить натянулась до предела. 

Юджи медленно выдохнул и посмотрел прямо на деда:

 — Хватит. Мне хватит.

Токаджи-старший медленно кивнул и вернулся к письмам. Юджи вышел из кабинета и направился на кухню. Бабушка обеспокоенно бродила от стола к окну, но увидев его тут же остановилась.

— Ну как? Поговорили? Ну же не молчи.

— Да, поговорили, всё хорошо. Знаешь, всё даже замечательно, как никогда. А где Идзаки?

— Он ушёл, сказал, что не хочет мешать.

— Блонда! — гаркнул Токаджи. — Ладно ба, я приеду потом, а сейчас мне нужно бежать. Прости. Люблю, целую и прочее.

Токаджи подхватил куртку, сгрёб бабушку в объятия и кинулся к выходу.

***

Идзаки засунул наушники в уши и откинулся на спинку сиденья в автобусе. Водитель с кем-то переговаривался, пассажиры рассаживались по местам, предъявляли билеты, шумели и толкались.

Мужчина, севший на соседнее место, не удосужился даже посмотреть на Шуна, но того это не огорчило. Чем меньше внимания, тем лучше. Этот день вымотал его до предела. Наконец груз писем свалился с его плеч, пусть он и сам на себя его положил в своё время.

«Нужно жить своей жизнью» — напомнил внутренний голос.

Да, теперь действительно предстояло разобраться с собой. Идзаки вызвал в воспоминаниях лицо Токаджи и сам себе усмехнулся. Проблема была необъятного масштаба.

Автобус завёлся, водитель включил скорость и плавно нажал на газ. Махина двинулась с места, но не проехала и пары метров, как резко затормозила. Заругавшись, водитель открыл двери, запуская опоздавшего.

Ввалившийся в салон Токаджи, ошалело оглядел пассажиров, продемонстрировал билет водителю и двинулся к Идзаки. Склонился к его соседу и срываясь с дыхания забормотал.

— Я очень сильно… извиняюсь… но не могли бы вы пересесть… на двадцатое место. А то мой непутёвый одноклассник забыл взять мне нужный билет рядом с собой.

Мужчина глянул на Шуна, потом на Юджи и решил воспротивиться:

— Возмутительно. Садитесь туда, где указанно в билете.

— Дядя, не беси меня, пожалуйста, — прошипел Токаджи, — а не то я поеду у тебя на коленках. Вали отсюда, дядя!

Почему-то теперь мужчина решил его послушать. Свалившись на освободившееся место, Юджи устало выдохнул.

— Ты чертов спринтер что ли, как ты успел попасть на этот грёбанный автобус?

— Так я это, — Идзаки всё ещё не верил своим глазам, — я попутку поймал, меня подбросили до станции.

Токаджи резко развернулся к нему, чуть не столкнувшись с ним носом и отрывисто рассмеялся.

— Вот ведь говнюк, а я бежал. Ради тебя. Как полоумный, теперь хоть выжимай меня.

Из приёмника донёсся голос ведущего, тот весело объявлял о победе Осакских Дьяволов над Токийскими Орлами в матче по баскетболу.

— Чёрт, похоже я выиграл спор с Такедой.

— Что же ты выиграл? — поинтересовался Идзаки.

— Не важно, — улыбнулся Юджи.

— И что теперь? — вопросительно развёл руки Шун. — Что будет дальше?

Юджи рассмеялся и ухватил его мизинцем за мизинец, озорно подмигнул:

— Посмотрим, что-то точно будет.

@темы: Crows Zero, G-PG 13, Funfiction